Единственный доживший до взрослого возраста ребёнок Петра и Евдокии Лопухиной, царевич Алексей, вырос одновременно упрямым и пугливым. В отечественной историографии его часть изображают идейным консерватором, убежденным противником петровских преобразований. Вряд ли это так, возможно, что он интуитивно не воспринимал все преобразования его отца. Не воспринимал, потому что боялся этого «чужого» человека, который разлучил его с матерью и требовал стать тем, кем он стать не мог – энергичным и деятельным администратором. 

Осенью 1715 года у Петра родился сын от второй жены, Екатерины. Появился альтернативный наследник. Тон писем Петра к старшему сыну сразу изменился: «…известен будь, что я весьма тебя наследства лишу яко уд гангренный, и не мни себе, что я сие только в устастку пишу – воистину исполню, ибо за моё Отечество и люд живота своего не желал и не жалею, то како могу тебя непотребного пожалеть». Алексей не стал ждать мер лечения и выехал в Польшу, где пропал вместе со своей любовницей, крепостной девкой Ефросиньей. 

Пётр не сомневался, что бегство сына является результатом иностранного заговора. Инструктируя одного из отправленных на розыски агента, гвардейца капитана Румянцева, царь указывал ему: «…Ежели помогающу Богу достанут известную персону, то выведать, кто научил, ибо невозможно в два дни так изготовиться совсем к такому делу..». Австрийские власти, прятавшие наследника в Неаполе, пробовали отнекиваться и делали вид, что не ничего не знают. Однако розыск возглавил Пётр Толстой, он сумел выследить царевича. Лестью, угрозами, обещаниями отцовского прощения и перспективой тихой жизни с возлюбленный (Ефросинья была беременна) добился экстрадиции. Искусный дипломат склонил Алексея к возвращению на родину. Петр письменно гарантировал сыну безопасность: «Буде же побоишься меня, то я тебя обнадеживаю и обещаюсь Богом и судом Его, что никакого наказания тебе не будет, но лучшую любовь покажу тебе, ежели воли моей послушаешь и возвратишься». 

По прибытию в Москву царевич торжественно отрекся от прав на престол и получил отцовское прощение. В нём, однако, имелось условие: «Понеже вчерась прощение получил на том, дабы все обстоятельства донести своего побегу и прочего тому подобного; а ежели что утаено будет, то лишен будешь живота; …ежели что укроешь и потом явно будет, на меня не пеняй: понеже вчерась пред всем народом объявлено, что за сие пардон не в пардон». В переводе на современный язык бывший наследник обязан был выдать всех сообщников, а попытка укрыть кого-нибудь делала все прощения недействительными. 

Следствие было начато и вел его тот же Толстой. Допрашивали Алексея, людей из ближайшего окружения, взялись за Ефросинью и опальную царицу Евдокию. В итоге заговор был «обнаружен», царевич уличен во ложи и умолчании. 

13 июня 1718 года Петр I распорядился создать особый суд. В него вошли духовные иерархи и 128 светских сановников. Судебное следствие производилось в соответствии с инквизиционной процедурой. Судьи составлял «допросные листы» с вопросами, ответы подсудимого добываемые в том числе и под пыткой, фиксировались и передавались судьям. Первая пытка (25 ударов) была применена с целью ответы на главный вопрос: «…хотел учинить бунт и к тем бунтовщикам приехать, и при животе отца, и прочего, что сам показал, и своеручно написал, и пред сенатом сказал: все ль то правда не поклепал ли и не утаил ли кого?». Царевич Алексей отвечал: «Ежели б до того дошло, и цесарь бы начал то производить в дело, как мне обещал, и вооруженною рукою доставить еня короны Российской, тоб я тогда, на желая ничего, доступал наследства, а именно: ежели б цесарь за то пожелал войск Российских в помощь себе против какого-нибудь неприятеля, или бы пожелал великой суммы денег, то я все по его воле учинил, также и министрам его и генералам дал бы великие подарки. А войска его, которые бы мне он дал в помощь, чем бы доступать короны Российской, взял бы я на своё иждивение и одним словом сказать: ничего бы не жалел, только чтобы исполнить в том волю свою». Этого уже было достаточно, дальше «дочищали детали». Мнение судей было предсказуемым. Духовные отцы, ссылаясь на сан, от участия в решении судьбы царевича уклонились. Светские вельможи единогласно постановили «предать смерти». Не было подписи только Бориса Шереметева. 

Историки до сих пор спорят, чего добивался Пётр всем этим действом. Передача престола от нелюбимого сына к любимому с последующим устранением возможной помехи? Возможно. Действительно верил в заговор? Вероятно. Однако четкая версия не выстраивается, каждый раз что-то мешает, выбивается из логики. Например, чего пытался добиться от Алексея допросами под пыткой в присутствии царя уже после вынесения приговора? Какой «след» искали? Или добивали и без того сломленного человека, чтобы не пришлось тащить царского сына эшафот и позорить царство Московское? Официальное сообщение о смерти приговорённого накануне казни гласило: «Узнав о приговоре, царевич впал в беспамятство. Через некоторое время отчасти в себя пришел и стал паки покаяние своё приносить и прощение у отца своего пред всеми сенаторами просить, однако рассуждение такой печальной смерти столь сильно в сердце его вкоренилось, что не мог уже в прежнее состояние и упование паки в здравие своё придти и… по сообщению пречистых таинств, скончался… 1718-го года, июня 26 числа» 

В XIX веке было опубликовано письмо Румянцева некому Титову с описанием убийства царевича несколькими особо близкими к Петру лицами в застенке ночью за несколько часов до назначенной казни. Подавляющее большинство специалистов сегодня считают его подделкой. 

Похороны проходили торжественно. Присутствовали судьи и сам царь. Они проходили так, как будто хоронили не осужденного изменщика и заговорщика, а царского сына, пусть и не наследника престола.

Добавить комментарий