Тексты

Д.Ю. Я вас категорически приветствую. Павел Юрьевич, добрый день. 

Павел Перец. Привет. Сегодня мы поговорим о том, как брат Владимира Ильича Ленина, Александр Ульянов с товарищами покушался на Александра III. Начать я хочу... Буквально несколько секунд, это такой отрывочек из фильма: “Александр Ульянов. Террорист был сыном императора”. Это, как бы, первая часть. Террорист был сыном императора, как тебе такая версия? Почему он был сыном императора? Потому, что эту версию рассказала... Как же ее зовут? Лариса Васильева, что ли? Некая дама, она автор книжки “Кремлевские жены”. И вообще она дочь одного из изобретателей танка “Т-34”. Эта дама делает такое заключение, что Александр Ульянов был сыном Александра III. Я вам сейчас продемонстрирую: “Инесса Арманд сказала, что в семье Ленина была своя тайна”. Это единственный резон, который я услышал в этом не очень художественном фильме, на основе которого она делает такой вывод. В чем тут дело? Дело в том, что по интернету и в ряде фильмов... Надо сказать, что там конечно этот факт опровергается. Но зачем его инкорпорировать? Ну, точнее, зачем его инкорпорировать – понятно. Это с удовольствие съедят, и оно в мозгу засядет. Мама Ленина якобы была фрейлиной при дворе Александра II. И там-то она с наследником и замутила. То, что у мамы Ленина не было ни малейших шансов оказаться среди этих фрейлин потому, что там был некий отбор. 

Д.Ю. Не из захудалого дворянства. 

Павел Перец. Список фрейлин доступен. Можно ознакомиться. То, что ее там нет, это тоже мало кого смущает. Но и это еще не все. Есть еще одна совершенно потрясающая версия. Дело в том, что Александр Ульянов был еще внебрачным сыном мамы Ленина от Дмитрия Каракозова, который покушался на Александра II. 

Д.Ю. Тут диссертации писать можно. По психиатрии. 

Павел Перец. Да. Это такой зоопарк, в котором мы пребываем. Сюда же можно подверстать теории про рептилоидов, ведь понятно, что Александровская колонна сама, руками, не могла быть поставлена. 

Д.Ю. Конечно. 

Павел Перец. Наши предки были тупые, ленивые, как и мы. Им было лень зад от сиденья оторвать. Поскольку мы такого сделать не можем сейчас... Мы, кстати, поговорим об этом. По части расстояний, которые преодолевались в то время, и это не находило никакого удивления. Вот с таким приходится сталкиваться, когда ты занимаешься этой темой. Ну, надо отдать должное, моя аудитория, она более-менее адекватная. Тем не менее, мне иногда пишут с такими вступлениями: “Я все понимаю, но, Павел, объясните, это реально так или не так?” И видно, что человек сам понимает, что это бред, но ему нужна некая экспертная оценка. Я вообще ни разу не эксперт. Но когда ко мне люди так обращаются, я с позиции журналиста, главного редактора в прошлом, я объясняю им, как и для чего рассчитана подобного рода информация. Как она рождается, распространяется. А самое главное, на какого рода публику она рассчитана. И если вы хотите себя ассоциировать с такой публикой, это ваше право. Но, я надеюсь, что ни я, ни ты, ни аудитория, которая нас сегодня смотрит... 

Д.Ю. Я бы сказал, не ассоциировать, а влиться в стройные ряды дебилов, которые веруют в подобные вещи. А как же самый примитивный здравый смысл? Расскажите, где мама Владимира Ильича могла встречаться с царской семьей? Мне просто интересно. Инесса Арманд сказала, ну, прекрасно. 

Павел Перец. Она сказала, что в семье Ленина бала тайна, естественно, она не говорила... 

Д.Ю. Кому сказала? Что сказала? Что имела в виду? 

Павел Перец. Это очень странно. Очень неприятно, что это вставляется в такого рода фильмы. Понятно, что современная, так называемая, журналистика того требует. Для начала несколько слов про людей, о которых сегодня пойдет речь. Это Петр Шевырев, это Василий Генералов. Это, тут нет фамилии, я так назову, Пахомий Андреюшкин. Это Осипанов. Это главные фигуранты дела, о котором мы сегодня будем говорить. Ну, и в таком варианте. Присутствуют трое из перечисленных и Александр Ульянов. Я хочу начать рассказ про человека, которого нет на фотографии, сложно найти в нормальном разрешении его изображение. Это Михаил Васильевич Новорусский, активный участник этого покушения. Михаил Васильевич Новорусский был из семьи пономаря. Более того, мама его тоже была дочерью пономаря. У него было много братьев. Новорусский сначала окончил духовное училище в Старой Руссе. Он окончил духовную семинарию в Новгороде, оттуда, естественно, его путь лежал в духовную академию уже в Петербурге. Находится и находилось всегда в Александро-Невской Лавре. Пять его братьев стали священниками. Причем двое из них, если мне не изменяет память, стали протоиереями. Он везде показывал очень хорошие результаты. В этой академии у него была перспектива занять профессорскую кафедру либо по психологии, либо по чему-то еще. То есть, абсолютно блестящая карьера в духовной сфере. И этот человек участвует в заговоре с целью покушения на императора. 

Второй момент. Александр Ульянов с отличием окончил гимназию, с золотой медалью. Он поступил в Петербургский университет и там, на третьем курсе, он написал одну работу, за которую был отмечен. То есть, он подавал надежды. У него были таланты в области химии. То есть, сделать карьеру в области ученого. Точно так же пошел убивать царя. О чем это говорит? Можно сказать, что Новорусский, что Александр Ульянов, были упыри, кровавые убийцы и так далее. Но, возможно, все было не так идеально в нашем “датском королевстве” на тот момент? Что такие люди, от которых не ожидаешь подобного рода действий, начинали заниматься подобными вещами. Я потом почитаю их мысли, это очень показательно. Это к вопросу о том, какая была цветущая, прогрессивная, идущая к светлому будущему Российская империя. Ульянов был казнен. Новорусский казнен не был, он когда вышел по амнистии, в начале XX века, он заведовал химической лабораторией, он женился на студентке. В принципе он проявли себя там, где и должен был проявить. 

Д.Ю. У меня есть книжка гражданина Новорусского, называется “Записки шлиссельбуржца”. 

Павел Перец. Да. Это один из самых известных его трудов. На который постоянно ссылаются исследователи революционного движения. 

Д.Ю. Там отличные пассажи. Очень много пассажей про борьбу заключенных за права. За прогулки, за работу в камерах. И замечательный момент был, как они бились за право разводить огороды. И когда им разрешили разводить огороды, гражданин Новорусский посадил там лук. И пишет: “К сожалению, потом выяснилось, что я посадил его вверх ногами”. Представляю, как там охрана “угорала”. Книжка, если отмести нынешние приколы, придирки, исключительно познавательная. На что это было похоже. Мрачно. 

Павел Перец. Очень мрачно. В Шлиссельбурге все было периодами, там был период вообще жесточайшего “иродства”. Потом послабление режима. В какой-то момент попытались опять завинтить гайки. Я рассказывал, как Грачевский себя облил керосином, поджег. И это, на самом деле, дало свои плоды. Как раз тогда этого Соколова и сместили. Новорусский был женихом Лидии Ивановны Ананьиной. Эта Лидия Ивановна Ананьина оставила воспоминания, на которые я сегодня буду активно ссылаться. Как это все происходило? Происходило это в студенческой среде. Тогда была такая мода организовывать землячества. Потому, что Петербург приезжали люди из разных регионов. Было Симбирское землячество, было Новгородское землячество. Потом Шевырев организовал союз этих землячеств, куда они все вошли. Вот, как иронично Новорусский об этом пишет:

“В начале 1886 года организовался союз землячеств, который среди других своих целей, как-то: саморазвитие, касса, библиотека, выставлял между прочим – страшно сказать – выработку сознательных революционеров. Я говорю об этом с некоей иронией потому, что на самом деле выработки никакой не было, а были изредка собрания депутатов от землячеств, которые проходили довольно вяло и безжизненно”.

Тем не менее, вся эта деятельность, особенно после покушения, она привела к тому, что студенты стали рассматриваться как враги государства. И у Валентина Пикуля есть роман “Нечистая сила”, там можно встретить упоминание о резолюции Александра III, которую он оставил на докладе министра просвещения: “Прекращай образование”. Что опять-таки показывает внутренний антагонизм, который тогда возникал. Хочу прочитать выдержку из письма человека по фамилии Оржих. Это такой младо-народоволец, который писал Тихомирову: “Мы будем употреблять все усилия, чтобы по мере возможности осуществлять системный террор. Причем полагаем, что террор нужно создать террором и ни на минуту этого не забывать. Каждый террористический факт есть шаг вперед. Везде и всюду публика жаждет террора, и огромное большинство мыслящих людей в России приписывает упадок партии отсутствию террора”. 

Оржиха потом сослали на Дальний Восток, откуда он эмигрировал в Нагасаки. Потом он жил в Чили, занимался там земледелием. После революции приезжал в Советский Союз, возвратился опять в Чили. Опять-таки, человек способный, готовый адаптироваться в разных странах. Или вот Пахомий Андреюшкин, вот его слова:

“Возможна ли у нас социал-демократия, как в Германии? Я думаю, что невозможна, что у нас возможно - это самый беспощадный террор. И я твердо верю, что он будет и даже не в продолжительном будущем. Верю, что теперешнее затишье, это затишье перед бурей. Исчислять достоинства и преимущества красного террора не буду, ибо не кончу до скончания века, так как он мой конек. А отсюда, вероятно, выходит моя ненависть к социал-демократам. Каждая жертва полезна; если вредит - то не делу, а личности; между тем как личность ничтожна с торжеством великого дела”.

Эта фраза, “личность ничтожна с торжеством великого дела”, она очень показательна и идет в полном противоречии со всеми остальными концепциями, которые тогда нарождались. 

Д.Ю. А упомянутый красный террор, это про что? 

Павел Перец. Так он называл террор, который он проповедовал. Это еще 1880-е года. Более того, есть книжка хрестоматийная моя, тут тоже Андреюшкин упоминается. У них уже внутри тогда были нарождающиеся контры идеологические. Но об этом мы поговорим, когда будем говорить про социалистов-революционеров. 

Д.Ю. А под террором подразумевалось убийство государственных деятелей? Не массовые взрывы в метро. 

Павел Перец. Конечно. Убийство государственных деятелей, чем выше, тем лучше. Вообще Ульянов был одним из первых, кто попытался научно подойти к оправданию террора. Он был не единственным. Там была основная мысль в том, что террор гуманен. Потому, что, да, гибнут люди, но они гибнут в гораздо меньшем количестве, чем если бы они гибли если бы происходили восстания. С этой точки зрения он более гуманен. В логике, с одной стороны, не откажешь. Но, с другой стороны, послушайте весь цикл моих лекций, которые мы тут делаем. 

Ну, а теперь как это все происходило. Ананьина пишет, что познакомилась в 1886 году с Новорусским, тогда кандидатом духовной академии. Причем с Новорусским жил его младший брат, с Ананьиной жил ее младший брат. Одному было десять лет, второму четырнадцать. Она пишет: “Человек мирно настроенный, он не принадлежал ни к какой партии, но сочувствовал революционному движению”. Дальше она пишет о том, как происходила организация союза землячеств: “Собрания союза происходили в разных местах. Раз у Пассе, раз или два у нас на Итальянской. Присутствовал на них и Шевырев”. Как она описывает этого Шевырева: “Нервный, порывистый, сжигаемый тяжелой болезнью”. Тяжелая болезнь, это был туберкулез. “Ульянов – скромный, чуждый малейшей позы или рисовки. Его бледное лицо с глубокими темными глазами производило неизгладимое впечатление выражением упорной воли, недюжинной нравственной силы и большого ума”. 

Тут надо сказать, что хотя эти воспоминания писались уже в советское время, и можно подумать, что это след идеологической некой подоплеки, но на самом деле нет. Действительно Ульянов, в этом сходятся многие свидетели тех событий, он таковым и был. Ну, и организовался этот союз, надо провести какую-то акцию. Таковой акцией явилось чествование 25-летней годовщины со дня смерти Добролюбова. Они решили пойти и возложить венок на Волково кладбище на могилу Добролюбова. “17 ноября, с утра одиночки и маленькие группки шли и ехали в конке по Лиговке к Волкову кладбищу”. 

Д.Ю. Это нынче Литераторские мостки. 

Павел Перец. Да. Я хочу, чтобы сразу погрузились в атмосферу эпохи. Вот конка едет, она едет по Невскому. Две несчастных клячи тащат такой вагон. Про нее говорили: “Конка, конка, обгони цыпленка”. Можете себе представить, с какой скоростью она ехала. Внизу стоил билет пять копеек, наверху три копейки. Верх назывался “империал”, дамам туда не рекомендовалось. Вот они на этих конках приехали туда, на Волково кладбище. Но их там встретили полицейские наряды. Боялись неких последствий, поэтому договорились, что основная масса останется у входа на кладбище, а выделится делегация из нескольких человек, которая пойдет и венки возложит. “Пошли мы, неся пышный венок из хвои и брусничных листьев, сделанный мамой и привезенный ею из Парголово”.

Пока возлагали венки, шутили над полицейскими, все было чинно, мирно. Один раз приехали на пикник, пожарили шашлыки. И тут один человек говорит: “А что дальше?” То есть, основная миссия выполнена. То же самое, вот они возложили эти венки, а что дальше? И тут кто-то говорит: “А пойдемте к Казанскому собору”. Потому, что Казанский собор... 

Д.Ю. Далеко. 

Павел Перец. Для нас это далеко. Для них это абсолютно нормальное расстояние. Они его преодолевали пешком иногда потому, что денег не было ни на извозчика, ни на конку. Пошли к Казанскому собору. Они идут, взявшись за руки, в приподнятом настроении. И тут на Лиговке, при подходе к Николаевскому вокзалу, их встречают казаки. Вот как пишет Ананьева: “Стало жутко, любопытно и восторженно радостно”. То есть, это некое такое приключение. Мы идем все вместе, казаки какие-то. Это такой мандраж и драйв. Но казаки действовали корректно, она пишет: “Кое-кто попытался бежать. С левой стороны Лиговская канава, сзади казаки, впереди они же, а справа высокий забор и закрытые ворота учительской семинарии”. Так попали демонстранты в ловушку. Где это происходило? Петербуржцы знают. Не петербуржцы, если вы приезжаете на Московский вокзал, выходите налево по Лиговке и там такое здание под названием “Галерея”. Оно протянулось даже не на один квартал, это огромный торговый комплекс. Его видно, когда вы подъезжаете на скоростных поездах из Москвы, по левой стороне. Раньше на месте этой “Галереи” был целый район. Эти дома все снесли, потом там долго была такая яма. 

Д.Ю. Самая дорогая в Европе. По-моему, ее при Собчаке выкопали, при Яковлеве она была точно. 

Павел Перец. Вот это все было снесено. Обратите внимание, что на Лиговском проспекте тогда росли деревья. Вот, это более увеличенное, это дом культуры “Экспресс”. Сейчас всего этого нет. 

Д.Ю. Как давно все это было. 

Павел Перец. А вот непосредственно фотография Площади Восстания. Вот эта церковь, Знаменская. В честь нее была названа площадь Знаменской. На ее месте сейчас стоит станция метро “Площадь Восстания”. И вот эта канава, про которую пишет Ананьева. Дело в том, что эта канава была прорыта для того, чтобы питать водой фонтаны летнего сада. Действовала система точно такая же, как в Петергофе. Где-то на юге, в 20 километрах были найдены источники, которые были выше буквально на 20 метров. Но этой высоты хватало, чтобы протянуть эту воду по каналу в Лиговке, она собиралась в бассейны возле БКЗ “Октябрьский”. Там, где сейчас сквер с памятником Некрасову. А потом по трубам шла у же в Летний сад. Почему собственно нынешняя улица Некрасова была названа Бассейной. Вот, кстати, хорошая фотография. 

Д.Ю. Старенький трамвай. 

Павел Перец. Все зеленое, цветет. Сейчас это все вырубили. Где-то вот здесь их приняли. Но, опять-таки, без каких-то жестких последствий. Это вызвало некую ажитацию среди студентов: “Дело делалось не торопясь, мы лишь в семь часов попали домой. Были все в приподнятом настроении”. 

Д.Ю. Я смотрю, фотки из “автозаков” имеют древнюю российскую традицию. 

Павел Перец. Да. “...Были все в приподнятом настроении. Говорили, перебивая друг друга. Отмечали, как пренебрежительно держалась полиция, не придававшего серьезного значения этому выступлению”. Это правда, не придавали. Поэтому их нагайками не стегали. Была выпущена прокламация, правда, а небольшом объеме, которая призывала к борьбе с правительством. И вот, что Пишет Ананьина дальше: “Эта демонстрация подняла настроение молодежи. Для людей революционно настроенных все яснее становилась необходимость таких действий, которые бы заставили правительство пойти на уступки. Дать тот минимум свободы, без которой нет жизни. Таким действием был террор. Причем террор систематический”. Вот так появляются идеи. 

И Ульянов в своих показаниях писал: “Все были согласны, что ни в одной из существующих программ не выставляется достаточно рельефно главное значение террора, как способа вынуждения правительства к уступкам. И не дается удовлетворительно объективно научного объяснения террора как столкновения правительства с интеллигенцией”. Это очень важно. Террор, по мысли Александра Ульянова, это столкновение правительства с интеллигенцией. “Прежняя программа “Народной Воли” по недостатку научной обстановки и некоторой неопределенности своих положений, не вполне удовлетворяет революционные кружки”. То есть Ульянов писал, что в программе “Народной Воли” были некоторые, мягко говоря, нестыковки. 

Таким образом, начала формироваться группа товарищей, которые реально задумывались о том, что надо возобновлять террор. Генезис этого просто потрясает. Мы возложили венки, нас поймали и потихонечку мы приходим к мысли, что нужна террористическая деятельность. Никоим образом не оправдывая всех этих ребят, я бы хотел сказать, что время тогда... Если бы мы сейчас из нашего времени переместились бы туда, мы бы прифигели по поводу того, что можно, что нельзя. Как тебе одеваться, например. 

Д.Ю. По какой стороне Невского имеешь право гулять. 

Павел Перец. Да. Студент должен быть застегнут на все пуговицы обязательно по новому студенческому уставу. Еще раз хочу сказать, я никого не оправдываю, но на самом деле это еще раз показывают тиски, в которые пытались зажать всех. А среди всех были пассионарные личности, к которым Александр Ульянов, безусловно, относился. А с такими очень сложно совладать. Ананьина пишет: “Мысль об организации покушения на царя у одного из первых явилась у Александра Ильича”. Это не совсем правильно. Одной из первых она явилась у Шевырева и Осипанова. Но дело в том, что на процессе Ульянов тянул всю вину на себя, чтобы выгородить остальных и заявлял: “Мне одному из первых принадлежит мысль создать террористическую группу. Я принимал самое деятельное участие в организации в смысле доставления денег, подыскания людей и так далее”. На что Александр III потом написал: “Эта откровенность даже трогательна”. 

И вот показания Осипанова. Тоже очень интересно, как человек мыслил, как он пришел к этому: “Преследование всех, сколько-нибудь, свободомыслящих людей, закрытие газет и журналов, политические процессы, в которых люди присуждаются к тяжким наказаниям, отчеты о которых не дают понятия, за что осуждены эти люди. Изъятие из библиотек чуть ли не всех порядочных книг, даже чисто научных. Стеснения, которым подвергается учащаяся молодежь, все это не могло не озлобить меня. Так, что я, наконец, пришел к мысли самому совершить цареубийство. Летом 1886 года это решение настолько созрело, что я подал прошение о переводе в Санкт-Петербургский университет, куда и перешел осенью”. А он до этого учился в Казанском. 

Как он намеревался осуществить свой теракт? “Я рассчитывал стрелять из пистолета с отравленными мелкими пулями или дробью. Для этого я считал, что необходимо иметь помощников, которые бы следили за выездом государя и дали мне возможность выбрать момент для произведения покушения”. Дальше он начал искать единомышленников. Он таковых нашел. Дальше они решили искать подходящих людей. “Но вскоре этот план был нами изменен и разросся в более обширный заговор, в котором принял участие и я”. Был еще такой Иосиф Лукашевич, из поляков, который писал, что у них сначала был некий господин “С” который оказался болтливым, и они с ним расстались. А дальше они нашли некоего Георгиевского кавалера, который согласился застрелить Александра III на встрече в Зимнем дворце с этими самыми Георгиевскими кавалерами. Но ничего не вышло, и Шевырев с этим Георгиевским кавалером прекратил всякое общение. 

Д.Ю. А почему не вышло? 

Павел Перец. Это не указано. Это известно из воспоминаний Лукашевича. Ананьева жила с Новорусским на Итальянской улице в Петербурге, она вспоминает, что в какой-то момент к ним пришел студент Агафонов, который отозвал Новорусского и стал говорить о том, что: “Не предоставите ли вы вашу квартиру для изготовления бомб?” На что Новорусский сказал, что: “Если это предназначено для какой-то мелкой сошки, вроде полицейского, то нет”. Этот Агафонов пришел еще раз и сказал, что: “Нет, не для мелкой сошки”. Тогда Новорусский сказал: “В этом случае - конечно”. 

Д.Ю. Другое дело. 

Павел Перец. Конечно. Но Ананьина посоветовалась со своей мамой. А мама ее была земской акушеркой и жила в Парголово, где пользовалась неким авторитетом и известностью. Акушерка это востребованная профессия. И мама заботливо сказала: “Зачем вы будете это делать на Итальянской. Там, во-первых, все видно из окон, они выходят на строение напротив. Давайте это делать у нас здесь, в Парголово”. Все подумали, что это прекрасная идея. Тем более, что в Парголово все ее знают и это снимает подозрения. Они приехали в Парголово и тут она пишет: “Мать моя, никогда не была революционеркой, но в русском обществе того времени были люди, сочувствующая революционному движению. Это сочувствие иногда обращалось в посильное содействие: спрятать литературу, дать приют нелегальному, помочь в сборе денег и вещей”. То есть, была масса людей среди интеллигенции, либеральной интеллигенции, которые такую посильную помощь постоянно оказывали. И все это вместе сильно помогало революционному движению. 

“Благодаря своему положению земской акушерки, мама имела знакомых во всех слоях парголовских жителей, и это ей очень помогало в случае необходимости”. В общем, они выбрали некую дачу Кекина. Причем эта дача стояла на возвышенности, на такой маленькой горе. Она пишет, дом: “прекрасно был виден с шоссе из трактира “Роза”. Среди низких дачных построек дом Кекина походил на каланчу”. Что говорит об их знаниях конспирации. То есть, выбрали самое заметное здание. И они направились после этого непосредственно к Александру Ильичу Ульянову. Жил он тогда на Петроградской стороне, на улице, которая нынче называется улица Добролюбова, в доме номер 25, но он не сохранился. 

Чем являлась тогда Петроградская сторона, я могу показать. Это не Петроградская сторона, это район Песков, но в принципе, Петроградская сторона мало чем отличалась. Вот типичная картина Петербурга того времени. Вы видите, деревянные дома стоят. Александр Ильич Ульянов жил в деревянном доме. Это типичная картина Петербурга. Они пришли к нему и Ананьина описывает обстановку: “На столе, кроме чернильницы, портрета его отца и свечи, ничего не было”. Я бы хотел заметить, что стоял портрет отца. “Александр Ильич сидел, опершись головой на правую руку и было что-то глубоко-волнующее и в этой пустой полутемной комнате, в его одиночестве и в самой позе”. 

И дальше сцена для романа или фильма: “Как быстро горит свеча”, - проговорил Александр Ильич, и тут мне показалось, что эта догорающая свеча - символ жизни Александра Ильича и его товарищей: “Свечей много сгорит, будет ли толк”. Александр Ильич встрепенулся и бодро сказал: “Будет”. Может быть, она это придумала потом, может, так и было. Сцена очень литературная и очень символическая. И дальше опять про конспиративность: “То, что мама и Михаил Васильевич были вне подозрений, и та версия, которую придумали для объяснения пребывания Александра Ильича в квартире мамы - учитель Коли, - все казалось нам надежной гарантией нашего благополучия”. Они решили, что если что-то произойдет, то Ульянов, который приезжал на дачу Кекина готовить нитроглицерин, он просто обучал ее брата Колю химии. 

Д.Ю. Репетитор. 

Павел Перец. Да. “При этих расчетах совершенно упущены были из вида разные мелочи, которые опытные революционеры предвидели бы и избежали...” Дальше очень хороший момент: “Извозчик плелся по льду к Летнему саду, а мои думы были там, в темной комнате Петербургской стороны”. Извозчик плелся по льду к Летнему саду. Хочу показать вам картину, это картина Айвазовского. На этой картине изображен Александр II, который подъезжает с Петроградской стороны к Летнему саду. Помните, я рассказывал, как разъезжали наши цари, без какой бы то ни было охраны? На первом плане пильщики льда, она заготовлялся на лето. Чтобы его в глубокие погреба складировать, это были холодильники в то время. Вот, точно так же Ананьина подъезжала к Летнему саду, это была нормальная система передвижения по Неве. Это уже известная картина Беггрова, за которую он получил премию. Переправа со стрелки Васильевского острова в сторону Петроградской стороны. Причем обратите внимание, что эта дорога уставлена елочками. Уставлена она елочками не просто так, а чтобы люди шли определенным путем, так как добывался лед на реке Неве. 

Д.Ю. Можно было в полынью попасть. 

Павел Перец. Да. Потом оно покрывалось льдом, снежок припорошил и не видно. Поэтому эти переправы были строго ограничены елочками. Они дали разрешение Ульянову приехать к ним готовить эти бомбы. “Необходимые ему для работы вещи, как “посуда”, были посланы с парголовским крестьянином на лошади. Александр Ильич пробыл в Парголово немного, три дня, и почти не выходил из комнаты, занимаясь приготовлением нитроглицерина. После моя мать передавала, что только случайность сохранила в тайне все происходившее. Окна комнаты, где работал Александр Ильич, выходили в сторону шоссе, где всегда много проезжих. Окна, по оплошности, не были ничем завешаны и ночью и вечером, ярко освещенные пламенем спиртовок, не могли не бросаться в глаза. Так продолжалось, пока мама не заметила, возвращаясь от больной, эту иллюминацию, но дело уже было почти окончено”. То есть, он там сидел спокойно три дня, ваял этот нитроглицерин на виду у всех. Там есть первое Парголово, второе Парголово и третье Парголово. Дача Кекина находилась на территории, так называемого, третьего Парголово. 

Был сделан нитроглицерин. “Александр Ильич уехал в Петербург, оставив на попечении мамы одну банку с нитроглицерином и разную посуду, бутыль и прочее. Поручив ей, если будет нужно, уничтожить все”. Как они cпрятали банку с нитроглицерином? Она пишет: “Банку водворили у меня под кроватью, в чугуне, куда прибавляли снег”. То есть, это была чугунная бадья. Снег они туда добавляли, чтобы этот нитроглицерин не нагрелся и не взорвался. А сверху она накрыла его поленьями и накинула какую-то плетеную корзиночку. Таким образом, она его спрятала. “В последних числах февраля, после полудня, приехал какой-то молодой человек, и передал маме завернутую в полотенце бутыль с азотной кислотой, с просьбой поберечь”. Мальчик Коля, четырнадцатилетний, сказал: “Давайте я свезу ее на лыжах и похороню под мостом”. Он так и назвал это место “кладбищем”. Он там оставил эту бутылку с кислотой и каждый день ездил проверять не случилось ли с ней чего. 

Д.Ю. Молодец. На снегу, возможно, оставались следы. Кстати, непонятно зачем таскать снег в избу, если можно вынести пузырь наружу и положить в снег. Очень странные люди. 

Павел Перец. Это мягко говоря. Незнакомец, который отдал им эту бутылку... Когда он приехал, он был озябший, они ему предложили чаю, он сказал: “Чаю не надо, водки дайте мне”. У них водки не было, он сказал: “Тогда полотенце дайте мне”. Он вытер руки, взял с собой полотенце и на извозчике отправился дальше. Ананьина пишет: “Уехал незнакомец, а мы стали ждать событий, то есть, официальных сообщений о покушении. Об аресте мы как-то не думали”. Вот тут она описывает версию, что Ульянов был преподавателем у их брата, и это, они считали, прекрасная версия: “Это детское объяснение казалось нам вполне достаточным. А вот чем объяснить присутствие нитроглицерина в квартире — никому и в голову не пришло. Даже и не подумали ни разу о нем, как будто это был обыкновенный творог”. 

Естественно Ульянов заявлял на суде, что: “Ни сущность этих опытов, ни их цели не были известны ни Новорусскому, ни акушерке Марии Ананьиной... О том, что я оставил нитроглицерин, я не сообщал ни Ананьиным, ни Новорусскому”. То есть, он, опять-таки, всю вину брал на себя, очень был благородный человек. Дальше начала формироваться эта группа. Вот Василий Генералов вспоминает, как это происходило: “Третьего метальщика, Осипанова, я увидел в первый раз 21 или 22 февраля в кондитерской по правой стороне Михайловской улицы, если идти с Невского проспекта”. Михайловская улица с тех пор мало изменилась. Единственно что, она поменяла свой колорит. Раньше правая сторона выглядела вот так. И там, где сейчас гостиница “Европа” висели такие интересные маркизы. Вот они пошли по этой улице в кондитерскую. Я рассказывал, что и перед убийством Александра II Перовская в кондитерской Андреева собирала метальщиков. 

Они явились туда: “Осипанов должен был сидеть за столом и пить кофе, а на стол положить шапку и в ней белый платок и книжку; я с Андреюшкиным должны были поместиться поближе к столу Осипанова и при удобном случае спросить у него, который час; он должен был отвечать с прибавлением фразы:"Но мои часы отстают на 13 минут". Когда мы все это проделали, то Осипанов вышел из кондитерской и отправился пешком на Васильевский остров, а мы следовали за ним и сошлись вместе на улице за зданием университета”. Это было от Михайловской недалеко. Ну, сейчас люди выходят, они или в метро проедут остановку, либо на троллейбусе. Потому, что никому не придет в голову идти туда пешком. 

Д.Ю. Я представляю, с какой скоростью у них изнашивались башмаки. 

Павел Перец. Поэтому сапожники жили хорошо. Все, что связано с одеждой, я тебе хочу сказать, это было крайне выгодное дело. Это сейчас у нас такая поточная история. 

Д.Ю. Про шинель не просто так... 

Павел Перец. Шинель, это было целое состояние. Причем это происходило еще раньше, это первая половина XIX века. Был у нас такой архитектор, Федор Лидваль. Его папа явился в Петербург с одной котомочкой и все. Стал заводить знакомства. Потом ему подфартило, на коронацию Александра III понадобилось огромное количество мундиров. И этот заказ ему достался. Он на этом заказе обеспечил себе все... 

Д.Ю. Портной был? 

Павел Перец. Да, портной. Выиграл этот тендер и все. Его супруга купила участок на Петроградской стороне... Ты когда съезжаешь на Петроградскую сторону с Троицкого моста, там Троицкая площадь, мечеть, а потом стоит самый первый угловой дом. Мама купила там участок и своему сыну позволила самореализоваться, он построил дом. 

Д.Ю. Молодец. С обувкой мы сейчас привыкли, что ботинки приходится выкидывать потому, что они немодные. 

Павел Перец. Ботинки стоили очень дорого. Рабочий, когда выходил на праздник, у него фуражечка, рубашечка подпоясана, шаровары и сапоги со скрипом. Очень часто вы читаете воспоминания... Я когда читал про покушение Каракозова. Четверо студентов, двое идут на лекции, потом рассказывают оставшимся двоим, что там было, отдают им свою одежду и на следующий день эти двое идут на лекцию. Это было нормально. Потому, что надо было за квартиру платить, за дрова платить и так далее. 

Д.Ю. Сурово. 

Павел Перец. Конечно. Они такие расстояния совершенно спокойно преодолевали. Когда я читал биографию Перовской, она вообще колесила по всему городу пешком. Потому, что она деньги партии не тратила ни на извозчиков, ни на конки. Они пришли туда и: “Здесь мы обсуждали план посягательства на жизнь государя императора и в общем результате решили выполнить это в следующие за тем дни на Невском проспекте”. Как они решили действовать? Для начала нужно было изготовить снаряды. Что из себя представляли эти снаряды? Как их описал сам Александр Ульянов: “Мне были доставлены два жестяные цилиндра для метательных снарядов, которые я набил динамитом и отравленными стрихнином пулями, так же мне доставленными; перед этим я приготовил два картонных футляра для снарядов и оклеил их коленкоровыми чехлами...” Это такие были чехлы, обычно портные с ними ходили. “Собственно фактическое мое участие в выполнении замысла на жизнь государя императора этим и ограничивалось, но я знал, какие лица должны были совершить покушение, то есть бросать снаряды”. 

Есть более детальное описание этих снарядов. Это Спиридович, у меня есть книжка “Записки жандарма”, он вообще один из первых историков, посвятивших свою книжку партии социалистов-революционеров, естественно с жандармской точки зрения. “Метательные снаряды были изготовлены, причем пули для них наполнялись особым ядом. И обмазывались снаружи смесью стрихнина со спиртом”. Один из снарядов был замаскирован под книгу, два под эти тубусы, не знаю, как сказать. “Две другие бомбы имели вид папок цилиндрической формы, оклеенных коленкором. В снаряде-книге было 86 штук свинчаток кубической формы, начиненных стрихнином. В одной папке их было 251, в другой 204 штуки. Всего в трех бомбах было 12 фунтов динамита. Сфера действия снарядов достигала двух саженей в диаметре, с разлетом свинцовых пуль 20 саженей”. 

Д.Ю. Интересно, стрихнином. В Латинской Америке придумали гораздо более просто способ. Например, смазывать эти пули говном. Называется это почему-то “русский сыр”. 

Павел Перец. Ну, что у них было под руками, тем и смазывали. 

Д.Ю. Стрихнином, видимо, травили крыс 

Павел Перец. Я думаю, это был тот яд, который был доступен. 

Д.Ю. Там еще звучало про мелкокалиберный пистолет с отравленными пулями. Про отравленные пули мне всегда интересно, она же когда через канал ствола проходит, сильно греется. 

Павел Перец. Они об этом не думали. Вообще яд имеет свойство терять свои качества со временем. Я рассказывал, что Александр Соловьев когда покушался на Александра II, у него в грецком орехе был яд, но он потерял свои свойства. Все, чего он достиг, это стал блевать, когда его приволокли на Гороховую, 2. Притом, что на самом деле Ульянов был химик. Почему он нитроглицерин и делал. 

Д.Ю. Химик, он по образованию был? 

Павел Перец. Да. Я уточню факультет, на который он поступил, химия, это было одно из его призваний. “Александр Ильич приехал в Петербург после окончания Симбирской гимназии... Работал в химической лаборатории университета. В 1886 году за конкурсную работу студент третьего курса Александр Ульянов был награжден золотой медалью. “Прямо изумительна та трудоспособность и выдержка, которую Александр Ильич проявлял в 17-18 лет”, - писала его сестра”. То есть, да, химия, это была его профессия. 

И как они должны были это все делать. Петр Горкун, один из участников покушения... Да, Шевырев, один из руководителей, у него же чахотка открылась в совершенно невозможной стадии, поэтому он уехал в Крым, ее лечить. Петр Горкун: “Предполагалось выходить из дома к одиннадцати часам утра на Невский проспект”. Они должны были ходить по Невскому проспекту от адмиралтейства до Аничкова дворца и обратно. Они должны были ходить по трое по каждой стороне. Доходить до туда и возвращаться обратно. Но когда они начали ходить, они начали терять друг друга из вида, в итоге они сбились в кучу и ходили всей толпой, неся свои снаряды. Генералов вспоминает: “28 февраля метальщики ходили от 11 до 4 дня. За это время они успели пообедать в ресторане". То есть, они пришли, поставили все это аккуратно и пошли дальше ходить. На что они надеялись? Они надеялись, что Александр III, который жил тогда в Аничковом дворце, поедет по Невскому проспекту, где они его и... 

Д.Ю. Это же опасно так ходить, а полиция? 

Павел Перец. Сейчас до этого дойдем. Это я рассказываю со стороны революционеров. Действительно, было перехвачено письмо, которое Андреюшкин написал в Харьков студенту Ивану Никитину. И в этом письме... На самом деле, я это зачитывал в самом начале: “Каждая жертва полезна; если вредит - то не делу, а личности; между тем как личность ничтожна с торжеством великого дела”. Это выдержка из того самого письма. Оно было перехвачено и за Пахомием Андреюшкиным было установлено наблюдение. И дальше, их обзора деятельности Департамента полиции сказано, что: “Андреюшкин, вместе с пятью другими лицами, ходил 28 февраля от 12-ти до 5-ти часов дня по Невскому проспекту, причем Андреюшкин и другой неизвестный, по-видимому, несли под верхним платьем какие-то тяжести, а третий нес толстую книгу в переплете”. 

И генеральша Богданович, на воспоминания которой я часто ссылаюсь: “Пришел Оржевский”. Оржевский, это товарищ министра внутренних дел Толстого. Они взяли их 1 марта. Богданович пишет: “Сыскное отделение при градоначальнике получает ежегодно 120 тысяч и ничего ровно не делает, а на те же дела III отделение получает на всю Россию 90 тысяч, а это отделение и открыло этих злоумышленников”. Тут скрывается совершенно идиотское построение всей сыскной работы. То есть, были конкуренты внутри этой системы. Было сыскное отделение при градоначальнике и было при III отделении. Ну, тогда уже III отделения не было, тогда была Департамент полиции.

Сейчас мы будем говорить про профессионализм спецслужб. Вспоминаем Осипанов: “При задержании меня на Невском проспекте полицейские агенты Тимофеев и Варламов, обыскали только мои карманы с целью, как, они говорили, узнать, нет ли там револьвера, но не обратили никакого внимания на книгу”. Из этого он сделал вывод, что заговор не раскрыт, его взяли случайно, раз они на книгу не обратили внимания. Его привозят в отделение и когда они стали подниматься по лестнице, он решил эту книгу взорвать потому, что тем самым он бы оттянул время. То есть, он думал, что остальных еще не взяли, у них было бы время скрыться. “С этой целью, будучи еще на лестнице, я потянул за бечевку, отчего должна была порваться бумажная перегородка, но потянул так сильно, что веревка порвалась, произведши некоторый звук”. 

Какова реакция тех, кто его вел по этой лестнице? “Тимофеев и Варламов, ведшие меня в это время под руки, как видно, услышали этот звук, но не поняли, в чем дело, и только сильнее стали держать меня под руки”. Его приводят уже в комнату, где сидит жандармский офицер. И тут он решил уже точно взорвать эту книгу. Если вы помните, любой снаряд надо было бросить. Причем бросить под определенным углом. “Снаряд падал корешком кверху и наискось, т.-е. в положении, благоприятном для взрыва, но взрыва не последовало”. Какова реакция полицейского офицера и двух филеров? “Полицейский офицер вздрогнул, но не обратил на это внимания, и только спустя минуту или две после падения снаряда один из агентов поднял его, поднес зачем-то к уху, передал, кажется, тому же офицеру”. 

Д.Ю. Думал, может, тикает. То есть, тут он, наверное, подумал, что это бомба. Это потрясающе. А может, если вы на нем пистолета и ножа не нашли, в книжке вырезано все и там лежит пистолет. 

Павел Перец. Это еще не все. Я помню, когда поступил после девятого класса в Санкт-Петербургский лицей традиционной культуры на столяра. На первом курсе нас водят показывать станки, и там сверлильный станок, крутится сверло. Один мальчик по имени Алеша смотрит на сверло: “Ой, а что это?” И пальцем в него. Затмение что ли на людей находит? “При экспертизе снаряда произошел трагический случай. Приглашенный в качестве эксперта профессор артиллерийской академии Федоров имел неосторожность попробовать содержание пуль на язык. Ему стало дурно“. 

Д.Ю. Наберут дураков по объявлению. 

Павел Перец. “После того, как ему была оказана медицинская помощь, он вскоре пришел в себя. На докладе министру внутренних дел об этом Александр III начертал: “Слава Богу, что он отделался так дешево”. 

Д.Ю. Каждый случай фантасмагория какая-то. 

Павел Перец. С одной стороны эти люди, которые ходят толпой по Невскому проспекту. Он у себя в Парголово на горе сидит, ваяет нитроглицерин. Свеча горит. А Парголово, надо сказать, такое тесное поселение. С другой стороны эти люди: один кинул бомбу, другой не обратил внимания. 

Д.Ю. Почему она у него в руках осталась? А ну, как он мне по башке стукнет? 

Павел Перец. Короче, их всех взяли. 

Д.Ю. А взяли как? Заметили, что они болтались по Невскому проспекту? 

Павел Перец. Заметили, что они болтались. И тут же... Поскольку содержание письма прозрачно намекало. Когда их первый день заметили, решили, что не будут рисковать и 1 марта их всех замели. 

Д.Ю. Это они были “первомартовцы”? 

Павел Перец. Это, как бы, второе первое марта. Первое марта, это убийство в 1881 году Александра II. А это второе первое марта. Поэтому их называли “младонародовольцы”. В советской историографии была такая терминология. Взяли не всех, естественно. Взяли тех, кто ходил. Я хочу рассказать еще, с чем столкнулся Александр III. Об этом пишет жена шталмейстера двора Арапова: “Как я имела вполне основание предчувствовать, один Бог спас угрожаемые дни императорской семьи, так как они должны были оставить Аничков в четырехместных санях, чтобы отправиться в крепость”. А в крепость они ехали на панихиду по папе. “Его величество заказал заупокойную обедню к 11 часам и накануне сказал камердинеру иметь экипаж готовым к 11 часам без четверти. Камердинер передал распоряжение ездовому, который, по опрометчивости, — чего никогда не случалось при дворе, — или потому, что не понял, не довел об этом до сведения унтер-шталмейстера. Государь спускается с лестницы — нет экипажа. Как ни торопились, он оказывается в досадном положении простых смертных, вынужденных ждать у швейцара, в шинели, в течение 25 минут”. 

На самом деле эти 25 минут его и спасли потому, что их в этот момент и повязали. Другой вопрос, учитывая, что не разорвалась эта бомба в книжке, скорее всего остальные бомбы тоже бы не разорвались. Но и здесь было прекрасно, то есть, император спускается и тупо ждет 25 минут, пока ему подадут экипаж. 

Когда их приняли, пошли обыскивать остальных: “при обыске у Генералова найдено около 5-ти фунтов типографского шрифта, двуствольный пистолет, предназначавшийся, по объяснению обвиняемого, также для посягательства на Священную Особу Государя Императора, в случае безуспешности действия разрывных снарядов. Несколько брошюр революционного содержания и такого же содержания рукописи, из коих обращает на себя внимание рукопись, озаглавленная "Революционная интеллигенция в провинции. Юго-восток", в которой сообщается о положении революционных групп в трех городах, означенных буквами А., В. и С. Причем в сведениях, относящихся к городу В., между прочим, говорится: "направление молодежи преимущественно террористическое; многие спрашивают, отчего замолкла Народная Воля. Кое-кто высказывает желание скорейшего устранения Александра III”. Дальше идет описание, что было у Андреюшкина. 

Ну, и 3 марта, по-моему, в Тучков переулок на одну из квартир явился Александр Ульянов, его там тоже приняли. Но сначала ему не предъявлялись те обвинения, которые ему были предъявлены потом. Жена шталмейстера Агапова пишет: “Агенты были далеки от допущения мысли, что их поднадзорные ходят с бомбами”. Всех приняли, дальше очень показательный момент, как отреагировало общество. Эта Агапова пишет, что был прием у Великого князя Владимира Александровича, это брат Александра III. На Александра II много раз покушались и каждый раз его встречали овациями, слезами умиления. Но в данном случае, когда Александр III пришел на этот прием: “Немедленно образовался широкий проход, и они продефилировали по всем залам, ни для кого не останавливаясь, с явным намерением всем показаться. Теперь же ни одно “ура” не вырвалось из стесненных грудей, и это произвело на всех леденящее впечатление похоронной процессии”. 

Победоносцев пишет Александру III: “Тяжело было и есть, - горько сказать, - и еще будет. У меня тягота не спадает с души, потому что вижу и чувствую ежечасно, каков дух времени и каковы стали люди. На крапиве не родится виноград; из лжи не выведешь правды, из смешения лени и невежества с безумием и развратом сам собою не родится порядок. Что мы посеяли, то и должны пожать... Все идет вспять к первобытному хаосу, и мы, посреди этого брожения, чувствуем себя бессильными”. Это пишет главный консультант Александра III, глава Синода. Такие настроения тогда царили в обществе. 

Ананьева вспоминает: “Прошло первое марта, второе. Ничего не случилось в Петербурге. 3 марта, в чудесный ясный день. Мы сидели на веранде дачи, тщетно ища у Менделеева указаний на то, как лучше хранить нитроглицерин. Было около 4 часов. Вошла испуганная прислуга и сказала: “там вас спрашивают”. Мама пошла в комнату, мы за нею. Комната моментально наполнилась людьми. Кто-то задел мое сооружение над чугунком. Шаткие подпорки-поленья покачнулись, упали с грохотом — и чугунок со снегом и банкой явился пред взорами прибывших. Как они испугались. Как бросились врассыпную. Кто-то завопил: “А-а-а. Вот оно что!”. Чей-то голос неистово крикнул: “Держи их! Взорвут!” — и цепкие лапы полицейских схватили нас за руки. Обыск, только что начавшийся, был прерван; торопливо отдано приказание о лошадях, о том, чтобы сообщили в Петербург. Очевидно, такой находки не ждали”. 

Их всех привезли, начали допрашивать. Ульянов стал всю вину брать на себя. Кстати, допрос вел Котляревский, на него в свое время покушались в Киеве. Я рассказывал, его спасла толстая шуба. Ананьина вспоминает: “Котляревский, ведший допрос, распорядился, чтобы дали чай. Боясь, что в чае что-нибудь есть, я отказалась. Он усмехнулся и, беря себе стакан, сказал: “не бойтесь, там ничего нет”. Эта боязнь, что могут что-нибудь дать, чтобы человек потерял способность самоконтроля, основывалась на ходивших тогда слухах”. 

Д.Ю. Пурген. Сыворотка правды. Чудовищная наивность. 

Павел Перец. После этого в Петербургском университете, в осином гнезде всех этих заговоров, состоялось собрание студентов, на котором ректор зачитал речь. Такую, достаточно хвалебную, со словами, что: “Вот, наконец, императора избавили от этой угрозы”. Но некоторые студенты этому воспротивились. Там началась потасовка, кого-то даже помяли изрядно. После чего листовка Союза соединенного петербургского студенчества: “Вчера, 6 марта, Санкт-Петербургский университет был опозорен. Он холопски пополз вслед за своим ректором к стопам деспотизма и сложил у его ног свои лучшие знамена. Он забрызгал несмываемою грязью свои лучшие традиции, которые были его украшением, его силою...” В общем, риторика такая характерная для тех времен. 

Директор департамента полиции Дурново пишет Толстому: “Студенты Санкт-Петербургского университета до сих пор еще не успокоились: вчера, например, в VII аудитории был побит вольнослушатель Чудинов, один из сочувствующих аресту. Чудинов будет завтра у меня для объяснений о лицах, его побивших. По секретным сведениям, предполагают побить окна у ректора”. Лукашевич вспоминает: “Когда я увиделся в первое заседание с Ульяновым на суде, то он, пожимая мне руку, сказал: “Если вам что-нибудь будет нужно, говорите на меня”, — я прочел в его глазах бесповоротную решимость умереть". 

Ну, а дальше начинается история, которую мы все знаем со школьно скамьи. Вызвали маму Ульянова, она приехала. В полицейской среде естественно родилась мысль использовать ее при свидании с сыном, чтобы сын ей рассказал что-нибудь. Она с ним встретилась, она прекрасно поняла, что он от своих слов отказываться не станет. Такая потрясающая деталь, они же составили программу своей новой террористической партии, составил ее Ульянов. Он ее написал буквально за несколько часов. Они собрались, он ушел в соседнюю комнату и написал. Программа эта не сохранилась, он ее восстановил по памяти и, фактически добровольно, передал в руки жандармов. Одну из самых главных улик. И мать его умоляла написать о помиловании. Дело в том, что некоторые подали просьбу о помиловании. Ульянов написал такую просьбу, но он не показал должного раскаяния. В итоге пятерых из них приговорили к смертной казни, причем их отвезли в Шлиссельбург. Они подумали, что их на самом деле помиловали потому, что думали, что казнить будут в Петербурге, а раз их отвезли в Шлиссельбург, значит на отсидку. Но в половине четвертого утра им сообщили об этом и повели. 

Дальше я просто зачитаю, как это было: “При объявлении им за полчаса до совершения казни, а именно в 3 1/2 часа утра, о предстоящем приведении притвора в исполнение, все они сохранили полное спокойствие и отказались от исповеди и принятия святых тайн. В виду того, что местность Шлиссельбургской тюрьмы не представляла возможности казнить всех пятерых одновременно, эшафот был устроен на три человека. И первоначально выведены для совершения казни Генералов, Андреюшкин и Осипанов, которые, выслушав приговор, простились друг с другом, приложились к кресту и бодро вошли на эшафот, после чего Генералов и Андреюшкин громким голосом произнесли: “Да здравствует Народная Воля!”. То же самое намеревался сделать и Осипанов, но не успел, так как на него был накинут мешок. По снятии трупов вышеозначенных казненных преступников, были выведены Шевырев и Ульянов, которые также бодро и спокойно вошли на эшафот, при чем Ульянов приложился к кресту, а Шевырев оттолкнул руку священника". 

Сейчас в Шлиссельбурге висит мемориальная доска об этом. Кстати писали, что Шевыреву и Ульянову приходилось смотреть на то, как казнили их коллег. Но судя по этому описанию, их вывели, когда их товарищей уже казнили. 

Д.Ю. Это во дворе старой тюрьмы, там камеры окнами на другую сторону. Откуда они смотрели? Хотя, там ближе к хвосту, вроде, видно, но я сомневаюсь, там такие окна были. 

Павел Перец. Я имею в виду, что их вывели и заставили смотреть. 

Д.Ю. Это деморализует, ведет к истерикам, никому это не надо. 

Павел Перец. Их потом вывели отдельно. Таким образом, был совершен последний теракт под брендом, простите за такое слово, “Народной Воли”. Мать, конечно, была убита горем. Причем арестовали и старшую сестру Ульянова. Которая потом вышла замуж за Елизарова и известна как Елизарова-Ульянова. Но ее отпустили. И это произвело неизгладимое впечатление на младшего брата Александра Ульянова, на Владимира Ульянова. “Мы пойдем другим путем”, - эта фраза известна всем. Пошли большевики не совсем другим путем. Дело в том, что в их программе террор отсутствовал как таковой, но негласно они это проповедовали. Я буду рассказывать про Леонида Борисовича Красина, про боевую организацию большевиков, про “эксы”, которые они совершали. 

Затем был такой эпизод, я хочу отметить, что царское правительство позволило Ульянову поступить в Казанский университет. Он туда поступил и участвовал там в сходке. И когда стали искать крайних... В советской историографии это, естественно, преподносилось так, что молодой Владимир Ильич возглавил студентов. Дело в том, что Ульянов был тогда на первом курсе и вряд ли он мог так моментально завоевать всеобщий авторитет. Когда стали искать, кого сделать крайним, естественно, первый кто крайний, это брат потенциального цареубийцы. Его отчислили. Он экстерном все сдал, но как бы повернулась его судьба, если бы не этот поступок брата? Мы об этом никогда не узнаем. Дело в том, что брат для него был непререкаемым авторитетом. 

И здесь у нас некая поворотная точка. Дело в том, что Дмитрий Юрьевич Пучков, как заметили некоторые зрители, подло иногда становился на сторону правоохранительных органов царской империи. Потому, что, понимаете ли, они не должны были выполнять свою работу. Они должны были позволить революционерам спокойно ходить, где надо убить, где надо ограбить и так далее. И это такой момент истины. Потому, что на чью сторону здесь встать? На сторону правоохранительных органов, которые Александра Ульянова отправили... Кстати, опять-таки, двоих Александр III помиловал. Написал бы он искреннее признание, возможно, его бы помиловали. Но, как писал Лукашевич: “Я прочел в его глазах бесповоротную решимость умереть". 

Д.Ю. Ну, как ты говорил раньше: “Если мы не смогли ничего взорвать, тогда мы на процессе всякое расскажем, чтобы довести до общественности. Этот пистолет, из него я планировал застрелить царя”. 

Павел Перец. После “Процесса 1 марта” все эти речи перестали печататься. Потому, что правительство спохватилось, оно поняло, что это лучшее средство пропаганды. Вот, например, Данилевский, редактор “Правительственного вестника”, писал В.К.Плеве, 11 апреля 1887 года: "Я всегда был против прежних оглашений политических процессов в “Правительственном вестнике”, в коих, по-моему, была тогда как бы легализированная прямая пропаганда гибельных учений террористов и даже некоторой как бы их славы...” Ну, в общем, да, все очевидно. Все, что было сказано, до публики не дошло. Даже в высших слоях не все понимали, что происходит. То есть, знали, что есть какая-то группа заговорщиков, кто-то схвачен, какие-то бомбы. 

И после этого момента было в России затишье. Затишье недолгое, буквально на несколько лет. Потому, что наступил XX век, и на сцену вышла партия социалистов-революционеров. Которые считали себя преемниками “Народной Воли”, и которым террор сделал тотальный пиар. Есть ряд исследователей, причем довольно серьезных, которые пишут, что не только террор был в программе партии социалистов-революционеров, у них еще и аграрные реформы и так далее. Мне всегда хочется сказать: “Господа, где была бы партия эсеров без этого террора?” Именно террор давал им основной приток денег, именно террор способствовал их славе, именно террор сделал их теми, кем они стали в итоге. Но это мы забегаем вперед. 

Вот о чем я хотел сегодня вам рассказать. В конце я хочу сказать, что у меня начинается сейчас экскурсионный сезон. Я буду водить в Петербурге по выходным, по воскресеньям, скорее всего. Даже веду дополнительную кулуарную экскурсию по средам вечером. Пожалуйста, следите за анонсами в моей группе “ВКонтакте”. Найти меня легко - “Павел Перец” в любых поисковиках вбиваете. Я набираю очередную группу в Париж на август. Дальше посмотрим, может быть, сентябрь, октябрь, ноябрь, декабрь. Если интересно, пишите мне, я вам вышлю все данные, где есть все описание. Точно так же я буду в своих экскурсиях рассказывать про все это, про то где, как, зачем, почему... 

Д.Ю. Кто не умеет пользоваться поисковиком, линки под роликом. Спасибо, Павел Юрьевич. Как обычно, что ни сюжет... 

Павел Перец. Согласись, это очень сильно отличается... Я прекрасно помню момент, как нам в школе рассказывали. Это все оставалось за кадром. Уж не знаю, к сожалению или к счастью. 

Д.Ю. Да, ждем следующих. Спасибо. А на сегодня все. До следующих встреч.

Добавить комментарий