Показательным признаком деградации государственности Золотой Орды и постепенного угасания государственного начала в Большой Орде было появление казачества. Во второй половине XV в. оно начинает фигурировать в источниках как заметный элемент социальной структуры и участник политических событий. Казаки того периода — это маргинальные группы степняков, которые, может быть, номинально и продолжали считаться ордынскими подданными, но вели себя все более независимо.
Сведения об их жизненном укладе свидетельствуют о кочевническом, т. е. татарском этнокультурном первоисточнике вольного казачества. В 1518 г. крымский бек Аппак сообщал великому князю Василию III об обращении к нему белгородских и азовских казаков. Они просили бека замолвить за них слово перед Василием Ивановичем, чтобы тот разрешил им «с своими женами прикочевав жити у Путивля и слугами быти, а твоего бы им недруга короля воевати».
Московский государь передал Аппаку свое согласие. Бек вызвал к себе в Крым мирзу азовских казаков Меретека и объявил ему, что «яз о вас у великого князя печалую, чтобы вам дал место где летовати да где зимовати» — и сообщил о возможности переселяться к Путивлю. Следовательно, азовские казаки на Нижнем Дону вели кочевой (не бродячий!) образ жизни и имели начальников в ранге мирз.
То есть в те времена казачьи общины представляли собой обычные для кочевой степи мигрирующие сообщества. Разве что наряду со скотоводство их основным занятием стала война. Название «азовские» говорит о том, что выходцы из ордынских улусов держались около турецкого Азака-Азова (с 1471 г. бывшая Тана находилась под властью османов). Некоторые из них обосновались в самом городе. Но не заметно, чтобы они как-то зависели от султанского наместника.
В 1515 г. московский посол попробовал найти там для себя провожатых в Стамбул, на что получил ответ: «Которые казаки азовские были у нас, и те ныне казаки пошли добыватись; а в Азове ныне нет никакова человека и проводити их ныне некому». — Оказалось, что все казачье население отправилось в набег за добычей. Думаю, что азовские казаки того времени — это в основной массе татары исчезнувшей Большой Орды, не пожелавшие подчиниться победителям-Гиреям.
К Азову стекались выходцы из Орды еще во время ее существования. Именно в разлагавшейся Орде формировался этот своеобразный социальный слой вольных степных удальцов, трудноуправляемых и малозависимых. Описания набегов на южное русское пограничье в конце XV в. не оставляют сомнений в этнической принадлежности казаков: «Приходили татарове, ординские казаки и азовские», «Приходиша татарове ордыньскые казаки и азовскые»; «Приходиша татарове ординские, казаки, в головахъ приходилъ Тимишомъ зовоутъ, а с нимъ двесте и 20 казаковъ, в Алексин» — и после боя с русскими «...иные едучи татарове в Ордоу ранены на поути изомроша» и т. п.
По-видимому, участники набегов действовали самостоятельно, без ведома властей Орды. Однако побитые казаки возвращались в Орду, т. е. наверняка домой. Не случайно в текстах того времени выражения «казаки заволжские» и «татары заволжские» часто употребляются как синонимы; разбойничают на торговых путях (т.е. занимаются типично казачьим «ремеслом») азовские и ордынские татары.
Но в полном смысле ордынцами их все же нельзя считать из-за их полунезависимого положения. Уже в то время они представляли собой внушительную силу, которую старались использовать в своих интересах окрестные правители. В 1496 г. хан Большой Орды Шейх-Ахмед писал великому князю литовскому Александру Казимировичу, что крымский хан Менгли-Гирей, находясь во враждебных отношениях с Великим княжеством Литовским и Большой Ордой, «до азовъских казаковъ люди свои прысла», и казаки устроили в степи нападения на литовское и большеордынское посольства.
Подобный набег 1469 г. во главе с сыном хана «Заволжской Орды» описан у Яна Длугоша: «...множество татар, собранных из беглецов, грабителей и изгоев, которых они на своем языке называют козаками... вторглись... на землю Польского королевства». Польский хронист ясно дает понять, что, во-первых, казаки — это, с его точки зрения, асоциальный сброд, люди вне устойчивой общественной иерархии, пусть даже ордынской; во-вторых, они участвуют в набеге как подданные Большой Орды, поскольку воюют под командованием царевича; в-третьих, само понятие «казак» было для Длугоша новым, и он уверенно приписывает ему татарское происхождение (в чем совершенно прав).
Итак, ситуация 1460—1500-х гг., когда Золотая Орда окончательно развалилась, а вслед за ней неуклонно приближалась к коллапсу и Большая Орда, оказалась благоприятной для формирования в степях юга Восточной Европы вольных казачьих общин. В то время они состояли, вероятно, почти исключительно из татар, и прежде всего большеордынских («почти», т.к. нельзя исключить иноэтнические вкрапления — например, русских и черкесов).
Как известно, впоследствии, в XVI в., в этот регион стали мигрировать выходцы из славянских стран. Поселяясь вместе с татарскими старожилами, они образовали общеизвестные объединения вольного казачества — будущие «войска» на Дону и в Запорожье.
Цитируется по: В.В. Трепавлов. Степные империи Евразии: монголы и татары.
Иллюстрация: Татарский воин XV века. Художник Марек Шишко.
Источник: Злой Московит
