Мориц Саксонский прославился своими победами над турками, над австрийцами, над немецкими союзниками Австрии во время войны за австрийское наследство, в которой он по приглашению Людовика XV командовал французскими войсками и получил жезл маршала Франции.

Его авторитет и как теоретика и как практика военного искусства был в XVIII в. бесспорен. Добавим еще, что к России он, по-видимому, не питал никаких особых симпатий, так как только из-за русского противодействия не стал курляндским герцогом. Тем интереснее для истории то, что он говорит о Полтаве и о русском военном искусстве в своей книге{39}.

В этом большом фолианте Мориц Саксонский посвящает особую главу (девятую) анализу Полтавской битвы, причем интересны и его рассуждения и некоторые фактические уточнения. Эта глава носит характерное название: "О редутах и об их превосходном значении при боевых построениях". Автор, несмотря на все свои ошибки, в общем довольно правдивый в своих фактических, хоть и очень неполных, повествованиях, прежде всего напоминает о долговременном периоде шведских побед над русскими и о том высокомерии, с которым шведы относились к русским военным силам: "Шведы никогда не осведомлялись о числе русских, но только о месте, где они находятся". Но "царь Петр, величайший человек своего столетия, боролся против военных неудач с терпением, равным величию его гения, и не переставал давать битвы, чтобы приучить к войне свои войска"{40}. Мориц в молодые годы лично встречался и разговаривал с Петром о Северной войне.

Переходя к осаде Полтавы, Мориц Саксонский говорит о военном совещании в царской ставке, о котором он, сын Августа II, мог по своему положению узнать и от своего отца и от других кое-что, передававшееся устно при русском, прусском, саксонском, австрийском дворах, где у знаменитого полководца были большие родственные и деловые связи. Вот что он рассказывает о Полтаве: "Царь собрал военный совет, на котором долго не сходились мнения. Одни хотели осадить (войско. — Е. Т. ) шведского короля московитской армией и создать большой ретраншемент, чтобы принудить его к сдаче. Другие генералы хотели сжечь все на пространстве ста лье в окружности, чтобы довести до голода шведского короля и его армию". Тут автор вставляет в скобках: "Этот совет был не из самых плохих, и царь склонялся к этому мнению". Наконец, другие члены совещания "заявили, что всегда будет еще время пустить в ход это средство, но что раньше нужно еще отважиться дать сражение, ибо есть риск, что Полтава и ее гарнизон будут забраны упорным шведским королем, который там найдет большие запасы и все, что нужно, чтобы пройти через пустыню, которую хотят создать вокруг него. На. этом мнении и остановились. Тогда царь взял слово и сказал: "Так как мы решаем сразиться с шведским королем, то следует согласиться насчет наилучшего способа сделать это. Шведы очень стремительны, хорошо дисциплинированы, хорошо обучены и ловки; наши войска достаточно тверды, но у них нет этих преимуществ; поэтому следует постараться сделать ненужными для шведов эти их преимущества. Они часто форсировали наши укрепления, в открытом поле мы бывали биты искусством и ловкостью, с которыми они маневрируют. Следовательно, должно разбить этот маневр и сделать его бесполезным. Поэтому я держусь того мнения, что[757] нужно приблизиться и шведскому королю, воздвигнуть на фронте нашей пехоты несколько редутов с глубокими рвами, обнести их насыпями и палисадами и снабдить их пехотой. Это требует лишь нескольких часов работы, и мы будем ожидать неприятеля за этими редутами. Нужно, чтобы он разбил линию своего фронта, чтобы атаковать редуты, он там потеряет людей и будет ослаблен и приведен в расстройство (к тому моменту. — Е. Т. ), когда он нападает на нас (т. е. начнет генеральный бой. — Е. Т.), потому что нет сомнения, что он снимет осаду, чтобы пойти на нас, когда он увидит, что мы близ него. Следует поэтому совершить марш так, чтобы к концу дня оказаться в близости к нему, чтобы он на другой день на нас напал, а ночью мы воздвигнем эти редуты". Так говорил русский государь, и весь совет одобрил эту диспозицию". Отданы были соответствующие приказы, и 26 июня к концу дня царь приблизился к шведскому королю. Случилось именно то, на что рассчитывал Петр: "Король не преминул объявить своим генералам, что он хочет атаковать на другой день армию московитов", и уже к концу ночи началось движение шведов.

Продолжая свой рассказ, Мориц Саксонский пишет: "Царь устроил семь (их было десять. — Е. Т. ) редутов на фронте своей пехоты. Они были выстроены старательно, в каждом было посажено по два батальона, а позади стояла вся русская пехота с кавалерией на флангах. Следовательно, было невозможно идти на эту пехоту, не взяв этих редутов, и нельзя было ни оставить их за собой, ни пройти в промежутки между ними, не рискуя пострадать от огня. Шведский король и его генералы, которые ничего не знали об этой диспозиции, увидели в чем дело, только когда это было у них под самым носом. Но, так как машина уже была пущена в ход, было невозможно ее остановить и отказаться от начатого". Мориц отмечает первоначальный успех. шведской конницы, но тут же прибавляет, что и эта кавалерия слишком далеко зарвалась, а пехота была остановлена редутами. Шведы напали на них и испытали большое сопротивление. Русское высшее военное искусство тут принесло большие плоды. "Нет военного человека, — пишет Мориц Саксонский, — который не знал бы, что для взятия хорошего редута необходима целая диспозиция, что в дело пускается несколько батальонов, чтобы напасть на редут разом с нескольких сторон, и что очень часто при этом разбивают свой нос". Правда, "шведы взяли три редута (он ошибся: два, а не три. — Е. Т.), не без больших потерь, но были отброшены от остальных после большой резни". Неизбежным результатом этого было то, что "вся шведская пехота была расстроена при нападении на эти редуты, в то время как пехота московитов в правильном строю вполне спокойно наблюдала это зрелище в двухстах шагах расстояния".

Отступив к главным своим силам, эти потрепанные при русских редутах части не только не успели сами оправиться и прийти в порядок, но внесли смятение в ряды своих товарищей, до сих пор стоявших в полном порядке. Шведам необходимо было время, чтобы восстановить полный порядок в рядах, но именно этого-то им и не дали русские. Русская пехота, стоявшая позади редутов, спокойно, в полном порядке прошла в промежутки между редутами, никем не тревожимая, после того как враг в смятении был уже отброшен, и выстроилась правильным строем лицом к лицу со шведской армией, еще не вполне восстановившей порядок у себя: "Порядок, эта душа сражений, уже не был налицо у шведов", — и их сопротивление было сломлено быстро в "генеральной баталии", о которой автор лишь упоминает.

Мориц Саксонский, как видим, слишком лаконичен и неосведомлен о решающей стадии боя, не задается целью дать систематическое описание Полтавской битвы, он слишком узко и односторонне отмечает лишь то, что по его суждению, больше, чем все другое, дало русским победу: блестящую удачу петровского плана редутов. Ведь даже вся эта глава его теоретического трактата называется: "О редутах и об их превосходном значении при боевых построениях". Поэтому он ничего не говорит о гибели части шведской кавалерии, загнанной в лес, о взятии в плен другой части, пытавшейся спастись у своего ретраншемента, наконец, о двухчасовой "генеральной баталии", решившей участь шведов.

Все эти односторонние и совсем неосновательные увлечения и грубые ошибки не мешают Морицу Саксонскому, военному теоретику Западной Европы XVIII в., сделать общий вывод о великой русской победе и о славном будущем русского народа. "Вот как возможно умелыми диспозициями обеспечить за собой боевую удачу. Если эта диспозиция дала победу московитам, которые еще не были приучены к войне (aguerris) в продолжение периода своих неудач, то на какие же дальнейшие успехи можно надеяться у нации, хорошо дисциплинированной и у которой есть наступательный дух?"Мориц Саксонский не забывает отметить и предусмотрительность русского командования, которое, выводя пехоту для решающего боя, все-таки оставило часть своего войска в редутах, "чтобы облегчить отступление в случае необходимости". В этом — прямой упрек шведскому королю и его генералам, ровно ничего не предусмотревшим, идя в бой, и сделавшим поэтому свое поражение уничтожающей, неслыханной катастрофой.

Добавить комментарий