Статьи
Крестьянский побег — форма классовой борьбы
Побег был одной из форм классовой борьбы. Когда легальные методы хоть как-то выжить не помогали, крестьянину приходилось что-то предпринимать. Многие шли на побег. На побег от «тяжких поборов» и «нападок», от побоев и «скудости», от подушной подати и рекрутчины, от «тиранства» и голода.
Бежали на Дон, Волгу, Яик в Сибирь, Башкирию, на Украину и Каспий. Бывало, убегали и в Иран, «на Бухарскую сторону», скрывались у старообрядцев на Севере. Шли «за пропитанием» на промыслы, уходили в бурлаки на Волгу. Пытались найти новых, более добрых хозяев – но таковых в XVIII веке было совсем-совсем немного.
Бегство во второй половине XVIII века принимало невероятные масштабы. Запустевали целые деревни и села, из некоторых поместий бежали «без остатка». Верховный тайный совет с печалью осознавал, что ситуация настолько бедственная, что будет не с кого брать подати, некого призывать в рекруты. Правда, решали этот вопрос либо преследованием, либо просто разрешали крестьянам жить, куда они сбежали, если речь шла о дальних, малозаселенных губерниях. Как-то менять положение крестьян никто не собирался.
Почему убегали? Очевидно, хотели хоть как-то выжить. Но иногда родные края покидали и богатые, зажиточные крестьяне, которые стремились избавиться от уз крепостничества, которые мешали развертыванию хозяйственной инициативы. Часть из них на новых местах выбивалась «в люди», превращаясь в «первостатейных» и нередко пользуясь трудом своих социальных собратьев — «беглых». Беднота, все же, использовала бегство как социальный протест намного чаще. Нищета и голод толкали их на такой шаг. Например, крестьяне Вормской вотчины Шереметевых, братья Чихреевы, в своих челобитных, написанных на имя барина, так объясняли причины, заставившие их покинуть свою деревню: «Бежали… от наших неимуществ и совершенных скудостей… кормиться нам, сиротам вашим, в тогдашние времена, кроме милости, было нечем».
А что делать на новом месте? Некоторым удавалось встать на ноги, завести крепкое и богатое хозяйство. Но, увы, это было не большинство. Беглые, в основном, превращалась в людей, единственным источником существования которых была работа по найму в бурлацких и рыбацких ватагах, на промыслах и фабриках, в сельском хозяйстве, нередко у «первостатейных крестьян». Они, вынужденные скрываться от власти и своих бывших помещиков, подвергались жестокой эксплуатации.
К тому же и сбежать было совсем нелегко – тому способствовала введённая паспортная система. Для успешного побега нужна была энергичность, решительность, настойчивость, физическая сила и крепкое здоровье. Поначалу были распространены побеги в одиночку, затем стали убегать целыми отрядами в сто и более человек, порой со скотом, а порой и с захваченным у помещика имуществом.
Правительство пыталось бороться с бегством. Но нужно было считаться с тем, что в неурожайные годы (а недород чуть ли не каждый год отмечался то в одном, то в другом месте России) крестьяне вынуждены были покидать свои насиженные места, ибо «хлеба нет никаково», «есть нечево» и «купить не на што». В таком случае правительство вынуждено было идти по пути ослабления борьбы с бегством. Стоило только решить вопрос с продовольствием, правительство издавало строгие указы о сыске беглых, об их возвращении к прежним владельцам.
Тон указов становился все более строгим, кары — все более жестокими. Беглым грозили кнутом и каторгой, рекрутчиной и галерами, их клеймили и вырывали ноздри, поселения беглых разоряли «до основания». По указам 1733 г. и другим отвечали и те, кто укрывал беглых, и отвечали не только деньгами — платили штраф от 50 до 100, а позднее до 200 рублей, — но и своим имуществом и жизнью. Борясь с массовым бегством, правительство размещало по «рубежам» целые воинские части, устанавливало заставы, рубило леса, направляло в места скопления беглых воинские команды. Но это не останавливало крестьян: они снова обращались в бегство, уходили все дальше в поисках лучшей жизни.
Бежали на Дон, Волгу, Яик в Сибирь, Башкирию, на Украину и Каспий. Бывало, убегали и в Иран, «на Бухарскую сторону», скрывались у старообрядцев на Севере. Шли «за пропитанием» на промыслы, уходили в бурлаки на Волгу. Пытались найти новых, более добрых хозяев – но таковых в XVIII веке было совсем-совсем немного.
Бегство во второй половине XVIII века принимало невероятные масштабы. Запустевали целые деревни и села, из некоторых поместий бежали «без остатка». Верховный тайный совет с печалью осознавал, что ситуация настолько бедственная, что будет не с кого брать подати, некого призывать в рекруты. Правда, решали этот вопрос либо преследованием, либо просто разрешали крестьянам жить, куда они сбежали, если речь шла о дальних, малозаселенных губерниях. Как-то менять положение крестьян никто не собирался.
Почему убегали? Очевидно, хотели хоть как-то выжить. Но иногда родные края покидали и богатые, зажиточные крестьяне, которые стремились избавиться от уз крепостничества, которые мешали развертыванию хозяйственной инициативы. Часть из них на новых местах выбивалась «в люди», превращаясь в «первостатейных» и нередко пользуясь трудом своих социальных собратьев — «беглых». Беднота, все же, использовала бегство как социальный протест намного чаще. Нищета и голод толкали их на такой шаг. Например, крестьяне Вормской вотчины Шереметевых, братья Чихреевы, в своих челобитных, написанных на имя барина, так объясняли причины, заставившие их покинуть свою деревню: «Бежали… от наших неимуществ и совершенных скудостей… кормиться нам, сиротам вашим, в тогдашние времена, кроме милости, было нечем».
А что делать на новом месте? Некоторым удавалось встать на ноги, завести крепкое и богатое хозяйство. Но, увы, это было не большинство. Беглые, в основном, превращалась в людей, единственным источником существования которых была работа по найму в бурлацких и рыбацких ватагах, на промыслах и фабриках, в сельском хозяйстве, нередко у «первостатейных крестьян». Они, вынужденные скрываться от власти и своих бывших помещиков, подвергались жестокой эксплуатации.
К тому же и сбежать было совсем нелегко – тому способствовала введённая паспортная система. Для успешного побега нужна была энергичность, решительность, настойчивость, физическая сила и крепкое здоровье. Поначалу были распространены побеги в одиночку, затем стали убегать целыми отрядами в сто и более человек, порой со скотом, а порой и с захваченным у помещика имуществом.
Правительство пыталось бороться с бегством. Но нужно было считаться с тем, что в неурожайные годы (а недород чуть ли не каждый год отмечался то в одном, то в другом месте России) крестьяне вынуждены были покидать свои насиженные места, ибо «хлеба нет никаково», «есть нечево» и «купить не на што». В таком случае правительство вынуждено было идти по пути ослабления борьбы с бегством. Стоило только решить вопрос с продовольствием, правительство издавало строгие указы о сыске беглых, об их возвращении к прежним владельцам.
Тон указов становился все более строгим, кары — все более жестокими. Беглым грозили кнутом и каторгой, рекрутчиной и галерами, их клеймили и вырывали ноздри, поселения беглых разоряли «до основания». По указам 1733 г. и другим отвечали и те, кто укрывал беглых, и отвечали не только деньгами — платили штраф от 50 до 100, а позднее до 200 рублей, — но и своим имуществом и жизнью. Борясь с массовым бегством, правительство размещало по «рубежам» целые воинские части, устанавливало заставы, рубило леса, направляло в места скопления беглых воинские команды. Но это не останавливало крестьян: они снова обращались в бегство, уходили все дальше в поисках лучшей жизни.
Подробнее...