В начале XVII века Иэясу Токугава объединил Японию. Эпоха самурайских войн закончилась, и в стране открылась совсем новая эра, когда самураи стали воинами мирного времени, а смерть за господина — чем-то, что относилось скорее к литературе, чем к реальной жизни. Молодые самураи не знали, куда приложить руку так, чтобы это было связано с добродетелями истинных воинов прошлого. Правительство пошло вообще на неслыханные меры — оно, видите ли, запретило совершать самоубийства в память об умершем господине.

Уровень жизни от отсутствия вечных войн всех против всех повышался, а поголовье самураев по той же причине резко перестало сокращаться. Так что молодых балбесов в японских городах стало больше. Да и сами города росли. А где города, там и места для неформального общения, от театров до кабачков. С более замкнутыми крестьянскими общинами новая среда имела мало общего. Так в Эдо, Осаке, Киото и других городах появилась странная субкультура — кабукимоно. Поначалу они развлекались во времена Тоётоми Хидэёси, великого предшественника Токугавы в деле объединения Японии, — но просуществовали многие десятилетия.

Вообразите стиляг из известного кинофильма или даже журнала «Крокодил», которые при этом ходят с холодным оружием и периодически пытаются отрубать головы встречным «жлобам». Молодые самураи-маргиналы сбивались в банды и начинали творить безобразия. Одевались они нарочито пёстро и броско. Кто-то ограничивался кимоно весёленьких, не сочетающихся между собой расцветок, кто-то носил элементы женской одежды, куски звериных шкур, детали европейского гардероба или даже куски ковров. Причёски старались тоже подбирать такие, чтобы как следует фраппировать обывателей. Например, носили обширные бороды, идиотские укладки — в общем, изо всех сил старались, чтобы всё было не как у людей. Собственно, слово «кабукимоно» и означает что-то типа «отклоняющийся», в данном случае даже с оттенком «фрик». Кстати, название театра кабуки — от того же корня.

То же самое касалось оружия и вообще всех предметов. Кабукимоно старались заполучить абсурдно большие мечи, делали к ним вычурные рукояти и цубы, а заодно ножны такие, чтобы рябило в глазах. Курительные трубки — кисэру — тоже старались сделать побольше и покрепче. Но тут имелся и практический резон: достаточно крупной и прочной курительной трубкой можно было, например, изрядно наставить синяков плохому человеку — ну или хорошему.

Многие кабукимоно были ронинами, деклассированными самураями. Кто-то потерял господина на войне, кто-то ушёл сам. Словом, люди, выброшенные на обочину жизни. Другие были слугами, которые настоящим самураям могли разве что обувь чинить или таскать за ними копья. Но бывали и случаи, когда «ненадёжной жизнью» увлекались молодые аристократы. Их интересовала, конечно, не возможность одеваться попугаем. Да, это были молодёжные банды, но это были японские молодёжные банды. Кабукимоно воспевали идеалы эпохи сражающихся провинций, причём, разумеется, в том виде, в каком представляли их себе, — через какое-то время после появления движения настоящих самураев, видевших войны времён раздробленности, не осталось. Вообще, многие обычаи, которые нам кажутся присущими самураям, воспринимались тем жёстче, чем дальше уходили в прошлое времена настоящих кровавых войн. Самураи эпохи Такэды Сингэна и Уэсуги Кэнсина мыслили больше в категориях реальной политики и были куда менее утончёнными, чем их потомки.

Ну а эти шли вразнос. Кабукимоно не были безобидными эксцентриками. Поскольку это были маргиналы и на легальную работу большинство из них просто никто бы не взял, они добывали себе пропитание разными формами уголовщины. Кстати, «милый» обычай цудзигири — убийство на перекрёстке, когда меч испытывали на первом попавшемся прохожем, — это развлечение не столько самурая как такового, сколько как раз кабукимоно. Если такой рубитель попадался, его просто казнили, так что респектабельные самураи подобными вещами обычно не занимались. А вот кабукимоно — вполне, и в порядке разбоя, и просто веселья ради и хорошего настроения для.

В более спокойных вариантах кабукимоно просто заходили в трактир поесть, обедали по полной программе и пытались уйти не заплатив. Если хозяин порывался им помешать, то тут-то и начиналось основное блюдо, то есть драка, ради которой всё и затевалось. В более мягких вариантах они просто шумно развлекались, буйствовали на улицах, плясали во хмелю и бесили обывателей.

Власти, само собой, старались обуздывать субкультуру. Правда, тут они столкнулись с тем, что кабукимоно действительно предпочитали жить быстро, помирать молодыми, а самый известный из них, ронин Отори Иппэй, будучи арестован и подвергнут пыткам, не сдал никого из товарищей. Отори Иппэй стал легендой и образцом для кабукимоно, но у государства руки всё равно были длиннее. Причём запретам подвергалось всё, что было связано с этой субкультурой, включая даже одежду определённых фасонов. Так что в итоге активность кабукимоно пошла на спад.

Но стиль их не пропал. Эстетика кабукимоно повлияла на японский театр, а правила жизни — на организованную преступность. Панкующие стиляги с мечами ухитрились оставить чётко различимый след в истории страны.

Автор: Евгений Норин

Добавить комментарий