Столкновения России с агрессивными западными соседями, которые произошли на исходе Ливонской войны и повторились в эпоху Смуты, стали новым жизненно значимым вызовом для всей государственной системы. Выявились недостатки военной организации, которые в ближайшем будущем могли привести к новым поражениям.
Таким образом, можно рассматривать все проблемы развития русского военного дела в семнадцатом столетии как ответ на те вызовы, с которыми столкнулась страна в первую очередь на западном направлении.
В конце XVI века Борис Годунов не менял существенно структуры вооруженных сил и характера вооружений, сосредоточившись на устройстве опорных укрепленных пунктов, как в центре, так и на важнейших окраинах страны. Новые крепости, которые возникали едва ли не ежегодно, не только контролировали территории, но и служили удобными плацдармами для наступательных действий в качестве баз снабжения войск и места их сбора.
Они обеспечивались мощными гарнизонами «с вогненным боем» и передовыми для своего времени артиллерийскими системами; в земледельческих районах следующим этапом становилось создание служилого «города» из помещиков вновь образованных уездов. В целом, это был хорошо продуманный, порой даже не лишенный дерзости, план военного строительства по всему периметру границ – в южных степях, в Поволжье, Прикаспии, Сибири и на западных, «литовской» и «немецкой» «украинах».
Гражданская война в России (Смута) и последовавшая за ней военная интервенция (1604 – 1618 гг.) вызвали не только государственный кризис, но и кризис военного устройства. В области стратегии оказалась обрушена вся система обороны важнейших границ: со Швецией, Речью Посполитой и Крымским ханством.
Плачевное состояние хозяйственной инфраструктуры не позволяло создать на пустом месте новые оборонительные линии, в первую очередь, на смоленском направлении; было очевидно, что рациональнее вернуть Смоленск военным путем – иначе ворота на Москву и далее вглубь центральной России для польской армии останутся навсегда
открытыми.
В свою очередь, необходимость новой войны с Речью Посполитой выдвинула на первый план проблему создания массовой армии, которая собиралась на время боевых действий и могла быть решительно сокращена после войны. Прежний порядок сбора походного войска за счет постоянных гарнизонов десятков тыловых крепостей уже не обеспечивал необходимого количества хорошо подготовленной пехоты, – которая стала доминировать на поле боя к началу XVII века. Увеличивать же пехотный контингент на постоянной основе не позволяла ограниченность финансов страны.
«Деньги – кровь войны», и для России, несмотря на поместный характер значительной части ее войска, это было вполне актуально. Выход из финансового кризиса Смутного времени был найден в постоянных сборах чрезвычайных налогов – сначала на содержание наемного корпуса Делагарди, затем для земской рати кн. Д. М. Пожарского, а после 1613 г. – для регулярных выплат ратным людям царской армии. Земские соборы, трезво оценивая международную и военную обстановку, санкционировали сборы «запросных денег» в 1614 – 1618 гг., затем накануне Смоленской войны и накануне Русско польской войны 1654 – 1667 гг.
Удачным финансовым маневром представляется введение «медных» и других военных денег в 1655 г. В историографии обычно фокусируются на негативных последствиях «медной» реформы в начале 1660-х гг., однако нельзя забывать, что в течение важнейших кампаний русско-польской и русско-шведской (1656 – 1658 гг.) войн вся 80-тысячная царская армия западного ТВД содержалась за счет данной монетной спекуляции, без увеличения прямого налогового бремени на хозяйство страны.
Вообще, по сравнению с важнейшими противниками Россия вышла из конфликтов 1650-х – 1660-х гг. с меньшим ущербом для своей экономики, что в полной мере проявилось уже при столкновении с войсками Османской империи в последней трети XVII в. Активизация военно-стратегических замыслов в самом конце столетия – в первую очередь, строительство Азовского флота и всей его инфраструктуры – также была обеспечена чрезвычайными денежными сборами. Впрочем, в условиях укрепления самодержавной власти Петр Алексеевич обошелся уже без поддержки Земских соборов.
Для массовой армии в качестве главной модели были выбраны воинские отряды западноевропейского типа, хорошо проявившие себя в эпоху Смуты. В историографии их принято называть полками «нового строя». Формирование этих полков поставило перед правительством целый спектр новых задач: наём и подготовка кадров начальных людей и урядников, их содержание и учёт в мирное время, выработка строевых уставов и правовой основы функционирования новых частей (артикулов и наказов), приобретение, изготовление и ремонт снаряжения, централизованное снабжение боеприпасами нового типа и т. п.
Огромную проблему представлял собой даже поиск складских помещений для имущества распущенных полков, от мушкетов и пороха до зимних «шубных кафтанов», а также охрана, учёт и перемещение этих запасов. Отдельная задача – централизованное снабжение полков драгунского строя конским составом, содержание и уход (в том числе ветеринарный) за «государевыми лошадьми» между кампаниями (1630-е и 1640-е гг.). Есть основания полагать, что и практика регулярного наряда разного рода «харчевников» в воеводские полки была введена по образцу маркитантской службы европейских армий.
Одновременно наличие штата строевых инструкторов и запасов снаряжения запустило процесс модернизации старых «служб». В первую очередь, он коснулся традиционной основы армии – дворян и детей боярских, а также служилых татар и иноземцев. Рядом мер 1630- х – 1640-х гг. в сотнях поместной конницы был внедрен, по сути, рейтарский комплекс вооружения, состоящий из карабина и пистолетов. Эта реформа логичным образом завершилась переводом большей части помещиков в состав полков «нового строя».
Кроме того, стрельцы стали постепенно перевооружаться по стандартам солдатской службы, в первую очередь, московские, а затем городовые из западных гарнизонов. Для них этот процесс в целом завершился уже к 1654 году.
Активное освоение ратными людьми новых «премудростей» европейской тактики поставило вопрос о создании национального офицерского корпуса. Этот вопрос приобрел острый социальный характер в эпоху волнений конца Смоленской войны и Соляного бунта 1648 г.; неоправданно высокие денежные выплаты иноземным офицерам и местническое бесчестие от подчинения им будили бурное недовольство в среде служилого дворянства.
Правительство царя Алексея Михайловича пошло на беспрецедентный шаг даже по европейским меркам: в 1649 г. было создано офицерское строевое училище численностью до 2000 человек; в качестве рейтар полка Исака Фанбуковена эти дворяне пять лет осваивали «премудрости» как конного, так и пешего ратного строя. В 1654 г. в полки было выпущено около 700 русских начальных людей; в дальнейшем производство новых русских офицеров шло либо за счет также прошедших обучение «в рейтарском строе» (до 1653 г.), либо за счет производства урядников из детей боярских и потомственных служилых иноземцев.
Создание массовой армии требовало постоянной заботы об источниках ее комплектования. В этом плане вообще вся история вооруженных сил XVII в. (вплоть до условной границы – введения рекрутской повинности в 1705 году) может рассматриваться, как поиск оптимальных путей пополнения вооруженных сил. Сразу отметим, что даточные – ближайший прообраз рекрутов – никак не считались лучшим вариантом, в первую очередь по качеству людского «материала».
На первом месте были служилые люди «по отечеству» и «по прибору» и их родственники. Члены семей «приборных» служилых, а также посадского и прочего тяглого населения составляли условную прослойку «вольных гулящих людей» – не менее предпочтительный контингент для массовых наборов. Прибор же даточных с владений светских и церковных землевладельцев оставался крайней мерой, а служба их чаще всего была временной с весьма ограниченным сроком.
Правительство ни в коей мере не желало снижать налогооблагаемую базу, что неизбежно следовало в случае призыва в армию крепостных крестьян. Именно поэтому вплоть до петровских времен они не воспринимались как потенциальная основа массовой армии.
Кстати, категория «гулящих людей» на протяжении века законодательно трансформировалась: если в 1654 г. это были большей частью «подсуседники и захребетники» с посадских дворов, то в 1695 – 1700 гг. – уже в основном помещичьи дворовые люди или церковные служки, добровольно пожелавшие поступить на государеву службу.
Смутное время характеризовалось еще и глубоким идейным кризисом русского общества. Выход из него был найден в укреплении традиционной идеологии – верности династии, строгом соблюдении православных канонов. Любой намек на самозванчество или «умысел» против царской семьи преследовался и жестоко карался («слово и дело государево»).
Строительство новой армии также сопровождалось ломкой привычных сословных структур и повышенным влиянием иноземных обычаев. Это потребовало особых усилий по превращению простой вооруженной массы людей в жизнеспособные и мотивированные к службе, дисциплинированные военные организмы.
Среди отдельных сюжетов данной проблематики можно упомянуть вопросы надежности и верности иностранных военных специалистов и простых наемников, создание национального офицерского корпуса и частей «нового строя» исключительно из русских ратных людей (выборные полки и др.), усиление дисциплинарных карательных мер в действующей армии и развитие системы поощрения за службу рядовых и начальных людей.
Освоение новых тактических приемов и перевооружение армии на протяжении столетия проходило этапы точного и качественного копирования добротных европейских образцов, а затем их адаптации к отечественным реалиям. Здесь удивляет скорость, с какой правительство переходило от одного этапа к другому.
Так, в Смоленскую войну вступили полки, устроенные по классике второго или третьего этапа Тридцатилетней войны, а уже в 1639 – 1647 гг. происходит решительное переосмысление полученных знаний и опыта. Из всех уже освоенных типов подразделений выбирается драгунский вариант, да еще и приспособленный к конной патрульной службе – что было крайне необходимо на южных границах.
После походов 1654 –1656 гг. следует отказ от возрожденных было мушкетерско пикинерных «баталий» в пользу чисто огнестрельной пехоты, защищенной от вражеской конницы рогатками и бердышами. Артиллерийский осадный парк в 1632 - 1634 и 1654 - 1656 гг.
устраивается по новейшим европейским образцам, однако знакомство
с фортификациями на восточноевропейском ТВД ведет к отказу от
применения стенобитного «наряда» в пользу мортир и гаубиц с
большим разнообразием разрывных боеприпасов и прочих
пиротехнических средств (вплоть до ракет).
Кульминацией этого процесса можно считать юношеское увлечение царя Петра Алексеевича, который видел в подобной артиллерии панацею для взятия вражеских укреплений, а сам себя зачислил в рядовые Бомбардиры целой бомбардирской роты своей будущей лейб-гвардии. Следует отметить, что в таких нововведениях, как переход к кремневым замкам (с конца 1670-х гг.), учреждение гренадерских отрядов, внедрение багинета (предшественник штыка), развитие полковой артиллерии русская военная машина шла в русле общеевропейских тенденций, без сколь нибудь заметного отставания от передовых европейских армий.
Освоение новых способов боя и европейских организационных структур повлекло за собой активное внедрение в частях западного военного церемониала, что достигнет своего апогея уже в петровскую эпоху.
К разряду вечных проблем военной истории относится вопрос об эффективном выявлении и выдвижении на командные должности талантливых полководцев и прочих военных чиновников. В первой половине XVII в. даже явные полководческие таланты нередко отступали на второй план по причинам невоенного характера (близость ко Двору или разным придворным партиям, местническое соперничество, доверие ратных людей и др.).
Царь Алексей Михайлович последовательно стал выстраивать целую систему различных воеводских назначений, которая позволяла регулярно выдвигать зарекомендовавших себя военачальников на командные посты – и напротив, решительно смещать бездарных. Таких воевод, как кн. С. Р. Пожарский или кн. Ю. Н. Барятинский, несмотря на их изначально невысокий местнический «вес» и стольничий чин, он не стеснялся ставить во главе крупных соединений.
Первыми же начальниками воеводских полков новообразованных Белгородского и Новгородского разрядов он поставил не просто знатных, но зарекомендовавших себя в боях молодых полководцев кн. Г. Г. Ромодановского, М. В. Шереметева и пришедшего ему на смену кн. И. А. Хованского. Организация этих постоянно действующих округов (разрядов), а затем появление генеральских должностей для русских начальных людей создает новые социальные «лифты», параллельные традиционной придворной службе; то же самое, несомненно, относится и к службе в полках «нового строя».
Кадровая политика Тишайшего в полководческой сфере представляется весьма удачной и продуманной, особенно на фоне его младшего сына – который поначалу выдвигал на ведущие позиции в армии далеко не лучших специалистов.
В целом же, семнадцатое столетие в русской военной истории является весьма важным и интересным этапом развития вооруженных сил – этапом перехода от армии централизованного государства к массовой армии европейского типа, с широким спектром проблем, противоречий, успехов и неудач, характерных для большинства армий Западной Европы периода знаменитой «пороховой» или «военной» революции Раннего Нового времени.
Цитируется по: Курбатов О.А. Проблемы развития военного дела в Русском государстве XVII столетия.
Иллюстрация: Московский стрелец 1670-х годов. Художник Олег Федоров.
Источник: Злой Московит
