Тексты

Александр Скробач. Уважаемые зрители, я вас категорически приветствую. Сегодня в командирском кресле Александр Скробач. Мне было поручено провести сегодняшнюю встречу с двумя очень интересными собеседниками. Речь сегодня пойдет о ситуации, сложившейся на Пулковской обсерватории. В общем, об астрономии пойдет речь. Мне эта тема близка потому, что когда я был молод, я учился на математико-механическом факультете. У меня была специальность “механика“, а соседняя специальность была “астрономия“. Как-то раз осенью 1989 года в совхозе “Добручи” Псковской области поздно вечером мы, студенты из Ленинградского государственного университета, отправленные на помощь для сбора урожая, сидели у костра. И местный тракторист спросил моего товарища, а он был астрономом, Саша его, по-моему, звали: “Скажи, ты кто?” - “Я астроном”. - “А я тракторист. Вот я работаю на тракторе, какая мне польза от астрономии?” И Саша ничего не смог ответить трактористу. На самом деле вопрос был поднят глубокий. Шутки шутками, но мы этот вопрос сейчас полностью не потянем, вынуждены будем его сузить. Насколько я знаю, над Пулковской обсерваторией нависла угроза фактического ее умножения на ноль. Объясните, пожалуйста, уважаемые гости, что мы потеряем, если произойдет то, что запланировано сделать с Пулковской обсерваторией? Что мы потеряем, как социум, что мы потеряем, как страна, что мы потеряем, как граждане? Что случится, если реализуются те планы, которые сейчас намечены? Что это за планы?

Шумилов Александр. Добрый день, Александр. Добрый день, уважаемые зрители. Надо разложить вопрос на несколько составляющих, очень уж много информации получится. Давайте небольшое введение сначала. История уже не один год. Только полтора года активной, жаркой фазы, почти боевых действий. В этой студии я уже был у Дмитрия Юрьевича больше года назад. В тот момент мы не представляли насколько бурной и тяжелой будет ситуация. Сейчас эта порожистая река противостояния превратилась в настоящий водопад и партизанскую войну со своими предателями и всеми атрибутами такой войны. Немного информации, чтобы ввести в курс дела. Из важных юридических действий, у нас стройка “Планетограда“. Прямо 400 метров от крупнейшего Пулковского телескопа, ныне законсервированного по приказу директора. И в 700 метрах от наиболее ценного Пулковского телескопа, большого рефрактора, который, к счастью, продолжает работать. Стройка “Планетограда“, первой очереди, сейчас остановлена по решению суда. Это не значит, что так будет всегда. По нашей информации сейчас выдано новое разрешение на строительство взамен того, которое с треском проиграли наши оппоненты в Куйбышевском, а потом в Городском суде. Но такие огромные деньги, как в “Планетограде”, они, конечно же, не будут сидеть сложа руки и ждать пока их прогонят с Пулковских высот. Они пошли в контратаку. В Верховном суде 23 мая, в апелляционной инстанции... Мы до сих пор не получили мотивировочного решения, поэтому не знаем почему. Мы проиграли дело по проекту планировки территории. Это не разрешение на строительство чего бы то ни было, но это стратегический документ, который определяет, что будет построено в дальнейшем на этой местности, сколько вообще жилья, будет там эти 100 тысяч человек, не будет. 100 тысяч человек, вообще говоря, это исключает какие-то дальнейшие наблюдения на Пулковских высотах. Почему проиграли, мы не знаем, но подозреваем.

Александр Скробач. А кто проиграл?

Шумилов Александр. Команда истцов. У нас прекрасная команда истцов из Петербургской “Градозащиты“. Я в этом деле не участвовал, был только консультантом, но среди истцов один астроном есть. Это наша лаборантка Динара Бикулова, до этого восстановленная тоже по суду. То есть, даже за адекватного человека приходится биться в суде сейчас. Она была уволена, ее восстановили по суду. После того, как команда истцов проиграла в Верховном суде... Повторю, это не означает, что можно начинать стройку, это всего лишь проект планировки. Следующий стратегический шаг наших противников. 5 июня на заседании президиума Российской академии наук, в самом конце в течение 5 минут физик-твердотельщик Кведр выступил с очень странной речью о том, что: “Астроклимат Пулково не очень и мы считаем, что в течение 5 лет... А почему? А там 200 с чем-то участков. Эти люди хотят строиться. Надо уважить их интересы. Надо переносить наблюдения“. Конечно, “переносить наблюдения”, это в данном случае эвфемизм. Невозможно их перенести.

Александр Скробач. А куда он предлагает?

Шумилов Александр. На внешние базы. Внешние базы у Пулково, это Кисловодская горно-астрономическая станция. Станция в Боливии, станция в Чили. И есть телескоп в Италии. Надо сказать, что все эти станции не отражают полную потребность в тех задачах, которые решает непосредственно Пулковская площадка.

Александр Скробач. А какие задачи она решает?

Шумилов Александр. Астрометрические. Пулковская площадка на сегодняшний день решает только астрометрические задачи. Напомню уважаемым зрителям, что астрометрия решает задачи, связанные с точными положениями и движениями светил. И в прошлом и в настоящем это имеет достаточно многочисленные приложения. О них во второй части ответа на вопрос. Главный факт заключается в том, что астрометрия бывает разной. Бываю обзоры, которые, например, ищут сближающиеся с Землей астероиды. Они не отличаются высокой точностью, им главное покрыть максимальное количество градусов на небе. После того, как они обнаружили астероид, зачастую он теряется. Почему? Потому, что астероид пролетает мимо Земли буквально за несколько дней. И если точность не очень высока, то кусочек орбиты, полученный за это время, не позволяет простроить орбиту на следующее сближение с нашей планетой. Пулковская астрометрия, это высокоточная астрометрия, в своем роде в России единственная. В силу Пулковской школы и в силу специфики инструмента, большого рефрактора и, в какой-то степени, нормального астрографа. В мире такая астрометрия еще есть, но в России остальные астрометрические инструменты такой точностью, как большой рефрактор, уже не отличаются.

Александр Скробач. Если эти наблюдения будут перенесены в Кисловодск, например. Там точность будет хуже?

Шумилов Александр. Как минимум, невозможно перенести сам большой рефрактор. Это тот ключевой компонент, к которому многое привязано.

Александр Скробач. А что будет с рефрактором, если эти планы реализуются?

Шумилов Александр. Либо он будет закрыт совсем, либо он превратится в музейно-экскурсионный инструмент. Но самый неприятный сценарий, если все плавно спустится на тормозах и рефрактор потеряет научную значимость. То есть, он продолжит наблюдать, получая все худшие и худшие результаты, которые перестанут интересовать научную общественность. Таким образом, выхолостится работа этого инструмента.

Александр Скробач. А я слышал, что по индексу цитирования, по-моему, в прошлом году, Пулковская обсерватория заняла какое-то почетное место.

Шумилов Александр. Сейчас моя коллега Елена об этом расскажет. Еще немного расскажет о той штормовой ситуации, происходящей в ГАО РАН изнутри. Потому, что я рассказываю о неких внешних обстоятельствах, а это не вся ситуация.

Александр Скробач. Можно одну секундочку. Я для зрителей хочу несколько акцентов расставить. Почему наш уважаемый гость вначале своего рассказа точно указывал расстояние до телескопов, я так назову, 400 и 700 метров. Дело в том, что вокруг Пулковской обсерватории, начиная от центра главного зала, грубо говоря, огромным циркулем проведен трехкилометровый радиус. Это закона вступил в силу в 1950-х годах?

Шумилов Александр. Это 11 марта 1945 года. Война идет, зону нарисовали.

Александр Скробач. Принимается закон о, так называемой, не отапливаемой зоне.

Шумилов Александр. Это защитная парковая зона. Она не только от тепловых, но и от световых вибрационных, пылевых и прочих помех защищать должна. Темноватая, но, в каком-то смысле, темная зона рядом с городом.

Александр Скробач. В этой зоне строительство отапливаемых жилищ категорически запрещено потому, что...

Шумилов Александр. Запрещалось крупное жилищное строительство потому, что в советские времена, вообще говоря, многие вещи отдавались на окуп здравому смыслу.

Александр Скробач. То есть, избушку с печкой можно было построить, но не дом на тысячу квартир. Потому, что тепловое искажение в холодное время года просто не позволит... Я правильно понимаю?

Шумилов Александр. Не только в холодное. Летом дом тоже прекрасно аккумулирует солнечное тепло и ночью достаточно сильно искажает картину обтекания воздухом. На два километра южнее Пулковской обсерватории есть остановка “Цветочный питомник”. Там есть гостиница, несколько домов. Раньше там были теплицы, сейчас, к счастью, их убрали. Когда в 1970-х годах этот цветочный питомник был полностью отстроен, у астрометристов-абсолютников... Та астрометрия, о которой сейчас идет речь, это астрометрия узких полей, она не очень похожа на классическую меридианную. Меридианная, она более изысканная что ли. Там такой своеобразный XIX век. Сейчас, как правило, это уже не используется. Но эти абсолютные астрометристы мгновенно почувствовали наличие цветочного питомника. Сразу же.

Александр Скробач. Иными словами, если будут реализованы планы застройщиков, и в 700 метрах от Большого Пулковского рефрактора появится город на 100 тысяч жителей...

Шумилов Александр. Больше. Если “Планетоград” разрешат, то там и цветы дальше построят...

Александр Скробач....То об оптических наблюдениях с научными целями из Пулковской обсерватории можно будет просто забыть. А пока наличие трехкилометровой защитной зоны, которую никто не отменял, позволяет удерживать ситуацию от катастрофы.

Шумилов Александр. Да. Именно эта юридическая закавыка, что есть некие вещи, согласуемые с обсерваторией. В принципе можно заслать в обсерваторию ренегата. А есть вещи абсолютно прописанные, например, запрещается крупное жилищное строительство. А тут уж как судья оценит, что крупное, а что не крупное.

Александр Скробач. И тогда получается, что по нашим оценочным суждениям кто-то нашел очень красивый ход. Что фактически решением Академии наук оптические наблюдения обсерватории просто прекращаются.

Попова Елена. Все, не только оптические.

Шумилов Александр. Там небольшое уточнение в процессе этих пяти минут обсуждения: “Зачем вы написали “оптические”? Давайте все рубанем. Там же и помехи от аэропорта”.

Александр Скробач. И что тогда получается? Что наблюдений оптических нет, все это превращаем в музей, а музею трехкилометровая зона не нужна, можем строить сколько хотим. Мы понимаем, что физик-твердотельщик и астроном, это две большие разницы. То есть, он в астрономии разбирается примерно так, как разбирался тот тракторист. Этот человек хоть и близок к науке, но далек от астрономии. Поэтому предлагать такое, это все равно, что я предложу биологам запретить резать мышей. Так и астрономам давайте запретим на Пулковской обсерватории наблюдать. И в итоге за этим стоит фактически уничтожение Пулковской обсерватории и передача в коммерческое использование огромных земельных площадей под застройку.

Шумилов Александр. Эту тему мы еще немного раскроем. Не все понимают, как от уничтожения наблюдений мы можем плавно перейти к уничтожению всей обсерватории. Потому, что в обсерватории же есть не наблюдающие отделы. Но на самом деле ситуация сложна и интересна. По сути, обсерваторию в этом шикарном 150-гектарном парке, на вершине Пулковского холма ничего кроме наблюдений не держит. Ее там держит еще статус ЮНЕСКО, но об этом мы поговорим чуть позже. Я бы вернулся к внутренним проблемам обсерватории потому, что они поражают воображение.

Попова Елена. Я как раз сотрудник не наблюдающего отдела. Вы говорили про индексы цитирования. По количеству публикаций на сотрудника, один из критериев, в 2015, в 2016 году Пулково занимало, по-моему, пятое и шестое место среди всех институтов, подведомственных ФАНО. И первое место среди всех астрономических.

Александр Скробач. То есть, грубо говоря, сейчас это лидер в астрономической науке в России.

Попова Елена. По этому критерию, безусловно, да.

Александр Скробач. А если эти планы будут реализованы...

Попова Елена. Это лидерство будет потеряно. Как говорил Александр, обсерваторию без наблюдений на холме ничего не держит. Любые переезды, это всегда сокращения. Я хочу сказать, что сокращения уже идут. Они начались прошлой осенью, даже летом. Когда из наблюдающего подразделения были уволены все лаборанты. То есть, все молодые сотрудники, которые учатся работать на телескопах. Затем осенью у многих сотрудников кончались... У нас срочные у всех, трудовые договора, они кончались. И конкурсы объявлялись далеко не все, какие требовались. Были уволены два наиболее цитируемых сотрудника. И больше 20 молодых сотрудников. То есть, это сотрудники моложе 35 лет. В том числе несколько молодых кандидатов наук. Им не продлены контракты.

Александр Скробач. А инициатором всего этого руководство обсерватории?

Попова Елена. Это руководство обсерватории. Здесь подход был такой. Нам объясняли, что: “Зачем нам люди, которые работают на 0,4 ставки?“ Но надо понимать, что со ставками плохо было всегда. Поэтому молодых людей принимали, как правило, на долю ставки. Чтобы человек имел возможность учиться аспирантуре. И всех таких сотрудников благополучно уволили. Естественно, сейчас мы просядем и в публикациях, и в цитируемости. И самое главное, что разрушается научная школа. Молодые кандидаты, аспиранты, те люди, которые имели возможность учиться у старшего поколения, их просто выгнали из обсерватории, новых не набрали.

Александр Скробач. А сколько всего людей было уволено?

Попова Елена. Я затрудняюсь сказать. У меня есть статистика по молодым сотрудникам, и было уволено 21 человек из примерно 45.

Александр Скробач. Чтобы зрители понимали, у нас отделение астрономии на Матмехе выпускает в год... Принимает в год 15 человек сейчас, одна группа – 15 человек. В советские времена была по 25. У нас астрономов учит Санкт-Петербург, Москва. И еще кто?

Шумилов Александр. Нижний Новгород. Возможно Екатеринбург.

Александр Скробач. Сейчас группа стандартная студенческая 15 человек. Грубо говоря, у нас в год выпускается 70-80 специалистов. Они не все же доходят до выпуска, кого-то же выгоняют.

Шумилов Александр. Они прекрасные программисты, как правило.

Александр Скробач. Да. Верно, я об этом забыл сказать. Если брать наш узкий мир Санкт-Петербурга, то 12-15 человек выпускается в год. А несколько десятков уволено. Чтобы их восполнить, нужно ждать 3-4 года.

Шумилов Александр. Это если преемственность сохранится.

Александр Скробач. Ну, я просто нарезаю ломти, без всяких деталей, чтобы в них не утонуть, чтобы людям был понятен весь ужас происходящего. Откуда взять астронома? Его нужно пять лет учить. Этот лаборант, о котором вы сказали, это не тот лаборант, который в нашем представлении малообразованный человек. Лаборант, это выпускник Матмеха и аспирант, как правило. Один из лучших выпускников. Это штучный товар. Это люди, которые являются будущим нашей науки. Они-то себе место найдут. Все мои друзья, они этим и занимаются, астрономы, это высококвалифицированные программисты. А найдет ли им замену наша наука? Я сильно в этом сомневаюсь. Тем более, что когда идут такие попытки резать по живому, это приводит к тому, что организм, который так режут, умирает.

Шумилов Александр. Резюмируя кошмары, происходящие внутри обсерватории, могу назвать ориентировочные цифры. В лучшие времена было около 120 научных ставок в обсерватории. Сейчас – 60. Половина организма отрезана.

Александр Скробач. Я вот одного понять не могу. Судя по всему, насколько я знаю, обсерватория ведет... Работала, по крайней мере, до этого в сфере, так сказать, оборонной. То есть, она решала задачи, которые были необходимы нашей стране.

Шумилов Александр. Тут чистый анекдот. Потому, что директор обсерватории, Назар Ихсанов, которого я считаю своим оппонентов в происходящем в обсерватории безобразии, он взял и убрал первый отдел. Не нравился ему чем-то первый отдел. Сейчас обсерватория просто физически не имеет возможности работать с военными заказами. А раньше работала. Это достаточно секретная тема. Я об этом мало знаю, но по тем крупицам информации, которые имеются, вполне продуктивно.

Александр Скробач. То есть, происходит нечто, идущее вразрез с декларациями наших верховных властей о том, что науку крепить, развивать? Я еще одного не могу понять. А что будет с этой обсерваторией, это же не только наблюдения, это не только научная жизнь, это же еще 150 гектаров. Там же еще городок есть. Там, насколько я помню, семь зданий, из них четыре жилых.

Шумилов Александр. Обсерватория, в лице нынешней администрации, видит сладкие сны о том, что передаст эти здания на баланс муниципальному округу. Я хотел бы расстроить администрацию обсерватории в том плане, что муниципальные округа предпочитают брать себе чужие прибыли, а не чужие убытки.

Александр Скробач. А какому муниципальному округу они собираются передать самую южную точку Московского района Санкт- Петербурга? Там же вокруг только поля и аэропорт, там же нет жилья никакого.

Шумилов Александр. Да. Какой бы это ни был муниципальный округ, у него будут объективные проблемы со снабжением этой территории теплом и прочим. Никто, конечно, никогда эти дома себе не возьмет.

Александр Скробач. То есть, если обсерватория превращается в музей, эти дома... Что?

Шумилов Александр. Стоят ничейные.

Александр Скробач. То есть, тысяча человек, которые живут на отшибе... Считается Московским районом Санкт-Петербурга. Там дальше Пушкинский район. Это фактически весьма изолированное место, изолированный городок, где живут люди. С транспортом там... Там не все так просто. Это довольно изолированное место, которое как пуповиной подземным переходом под шоссе... Кстати, он давно были или его недавно построили?

Шумилов Александр. Его строили когда шоссе расширяли, это примерно 2008 год.

Александр Скробач. То есть, этот городок соединен с обсерваторией подземным переходом и фактически является неотъемлемой частью обсерватории. Если обсерваторию превращают в музей, то городок тоже в музей?

Шумилов Александр. Никто не дает разъяснений на этот счет. Потому, что: “Давайте попробуем, а там как пойдет”. Понятно, что если сразу не распланировать, то пойдет наихудшим образом. Сейчас уже проблемы жилищно-коммунального хозяйства в этом городке довольно существенные. Надо немного вернуться к обсуждаемому предмету нужности, полезности и прочего. Хотел рассказать, что из наблюдательных работ на сегодняшний день приносит пользу. Тракторист задал вопрос астроному. Попробуем трактористу ответить. Вообще астрометрия в этом плане наука в астрономии изолированная. Потому, что она конкретное практическое приложение имеет. Наши географические координаты являются производными от астрометрических построений. Ну, это XVII век, мы считаем это неотъемлемой частью культурного наследия. Условно считаем, что никуда это не денется даже если снести все обсерватории на Земле. Тут надо некое существенное сомнение внести в эту точку зрения. Потому, что есть современные методы позиционирования, GPS, GLONASS, они довольно сильно зависят, хоть и опосредованно, от классических астрометрических наблюдений. Потому, что GPS-спутники, это подвижные триангуляционные пункты, которые радио-методом сообщают свои координаты, летая вокруг Земли. Их абсолютизация производится с помощью радиоинтерферометрических наблюдений со сферы длинной базой. Это наша система “Квазар” с 32-метровыми тарелками. И, дополнительно к этому, еще используются данные. В частности используются дальномерные лазерные данные. Используются данные датчиков звездных положений. Не всегда в прямом приложении к народному хозяйству... То есть, тракторист Вася, может, и имел на своем тракторе некий GPS-трекер, который помогал ему вспахивать поле в нужном направлении. Ну, это я утрирую.

Александр Скробач. В 1992 году я эту вещь лично наблюдал в ракетной бригаде, стоящей в городе Луга. На базе ГАЗ-66 с пятью колесами. Было такое пятое велосипедное колесо, которое собственно... Геодезические... Привязку осуществляло, разведку. Он шел впереди дивизионов. Задача этого ГАЗ-66 была выдача точных координат при производстве стрельбы ракетами. И у этого ГАЗ-66 все было изнутри выкинуто и поставлена в уголочке такая маленькая штучка небольшая. И мы катались на плацу в Луге на этом ГАЗ-66, переезжали с места на место, нажимали на кнопку и получали координаты. Проедем 20 метров, уже другие координаты.

Шумилов Александр. Тут же надо вспомнить о том, что мы едем с навигатором на машине, нам очень удобно. Мы знаем, где мы находимся, нам говорят куда повернуть. Если какая-то большая мировая проблема, GPS отключается. Военные всегда должны иметь резервную систему координат. Потому, что рассчитывать, что твои спутники в условиях какого-то серьезного конфликта никто не тронет, это наивная точка зрения. Как минимум, всех судоводителей учат ориентации по звездам. Звездные каталоги имеют свойство, они недолго живут. Рассказывал я уже в прошлый раз у Дмитрия Юрьевича о том, что звездный каталог, это такая штука, которой лет на 20 хватает, не больше. Обязательно нужно вносить в него коррективы, и работа эта каждодневная, постоянная. Такая рутинная польза от простой рутинной астрометрии. На сегодняшний день многие вопросы успешно решаются космическими аппаратами, летал “Гепаркос”, летала “Гайя”, но не все. Космос дорог, летают они редко. Я думаю, Елена об этом лучше расскажет.

Попова Елена. По поводу “Гайя”, она еще летает. Надо сказать, что космическая астрометрия, в оптике, по крайней мере, такие, очень прерывные наблюдения. “Гепаркос” три года отработал, а “Гайю” запустили после “Гепаркоса” через 21 год. То есть, 21 год никакой космической оптической астрометрии просто не было. Ряд Пулковского рефрактора, он уже 60 с хвостиком лет не прерывается. Александр много рассказывал в прошлый раз про длинные ряды. Я хочу заметить еще про астероидно-кометную опасность. Челябинский метеорит, наверное, продемонстрировал...

Шумилов Александр. Недавно в Липецкой области трехкилотонник бабахнул. Красиво было.

Александр Скробач. Три килотонны, это в тротиловом эквиваленте?

Шумилов Александр. Да. Это маленький достаточно астероид. Метра три-пять диаметром.

Александр Скробач. Весил, наверное, тонну.

Шумилов Александр. Больше. Такого размера камки пока точно предсказывать не умеют. Три эпизода было. Первый эпизод, 2008 год. Упал камень в Судане. Его за 19 или за 21 час до падения увидели, и Земля была так повернута, что в тот момент только Пулковская обсерватория могла на него глядеть. И вот Пулковских наблюдений в этом предсказании 30 процентов, что он в Судане упал.

Александр Скробач. То есть, вы хотите сказать, что если исключить из этого Пулковскую обсерваторию, то подобный камень может упасть, например, на штаб-квартиру ФАНО?

Шумилов Александр. Теоретически возможно, никто не исключает. Астероидно-кометная безопасность - тема такая животрепещущая. Потому, что сейчас, когда много инфразвуковых датчиков и спутников, которые отслеживают возможные ракетные испытания, стало понятно, что довольно часто метеориты среднего размера прилетают.

Александр Скробач. Когда в Липецке упал?

Шумилов Александр. Два-три раза в год прилетают.

Александр Скробач. Два-три раза в год прилетают по три килотонны?

Шумилов Александр. Да. В основном над морями они взрываются. Практически ни один из них не долетает до поверхности Земли. Но это вопрос угла входа и материала, из которого метеорит... Железные более плотные, чаще долетают.

Александр Скробач. А роль наблюдений в этом плане. Мы же не можем его остановить. А роль наблюдения в этом плане какова?

Попова Елена. Если удается действительно предсказать заранее... Конечно не за несколько часов. По крайней мере, за несколько месяцев подобное падение. То есть разные предложения как от этого защищаться. Это может быть и какой-то прямой удар, например. Если у нас времени достаточно, год, скажем, тут есть более мягкие способы, не ядерный взрыв, а, скажем, поставить на объект двигатели малой тяги. Небольшое изменение орбиты...

Шумилов Александр. Зачастую достаточно краской покрасить.

Попова Елена. Достаточно краской покрасить. Световое давление тоже влияет на траекторию. Здесь я хотела добавить. Александр упоминал базисные наблюдения, когда один и тот же объект наблюдается из нескольких точек. И вы можете за меньшее время лучше построить орбиту. В этом плане для астероидно-кометной опасности лучший вариант, это когда у вас много телескопов равномерно распределенных по поверхности Земли. Тут, помимо базы, где-то есть погода, где-то нет погоды. Ну, и база тоже имеет значение. Но вам нужно эти инструменты разделять не только по долготе, но и по широте. Потому, что вы, как бы, триангуляцию делаете, грубо говоря. И здесь у Пулково место довольно любопытное. Потому, что севернее у нас ничего профессионального нет.

Шумилов Александр. Есть простенькая обсерватория на Шпицбергене, норвежская, она специфическая.

Попова Елена. Я имела в виду, что у России нет севернее.

Александр Скробач. А в Канаде?

Шумилов Александр. В Канаде тоже не очень.

Александр Скробач. То есть, если я правильно понимаю, предложение этого господина...

Шумилов Александр. Кведр.

Александр Скробач. Его предложение отправить вас в Кисловодск является с точки зрения научной и с точки зрения решаемых задач, неприемлемым. Правильно я понимаю?

Шумилов Александр. Очень вредным. Знаете, с персоналиями тут сложно. Потому, что конкретно Кведр, он точно не своими словами говорил. Немножечко позже, я с персоналиями раскрою. Про науку еще немного. Астероидно-кометную упомянули, длинные ряды упомянули, упомянули про космическую астрометрию, которая у нас, к сожалению, с большими перерывами делается. Пулковский длинный ряд все это время работает и работает. И тут такой момент, нам говорят: “А зачем вам эти наземные телескопы? Нам кажется, что эпоха наземной астрометрии ушла. В космосе космические точности, 25 миллионных долей секунды дуги. Что вы там на Земле намеряете?” Нам есть, что ответить этим уважаемым оппонентам. Вот “Гайя” второй релиз данных выпустила за 668 дней сканирования. Это меньше двух лет. Это для звезды точка. То есть, мы можем взять точное положение, нормальные места... Некий радиус-вектор, собственное движение хорошее получается. Но если мы компьютерную симуляцию сделаем по данным “Гайя” того, как наша галактика будет вести себя дальше в будущем, то мы увидим картину, что все звезды летят по прямой. Потому, что за два года невозможно наблюдать нюансы траектории. Это абсолютно нереалистичная картина. Не имеющая никакого отношения к фундаментальной науке астрометрии.

Александр Скробач. То есть, математическую модель, адекватную, таким образом, не построить.

Шумилов Александр. Никаким образом. И главное. Мы не можем длительность наблюдений разменять на точность.

Александр Скробач. Потому, что срок жизни космического аппарата ограничен. Ну, и потом это дорого.

Шумилов Александр. Орбиты, например, долгопериодических двойных звезд, они загиб имеют еле заметный. За 60 лет он виден, а “Гайя” его не видит за два года. Таким образом, мы сталкиваемся с тем, что есть на белом свете такие данные, которые другим способом, кроме как наблюдая в особых условиях с планеты Земля... Особые условия, это инструмент наш уникальный, большой Пулковский рефрактор. Он уникален своей стабильностью. Это его доказанное свойство. А так вообще на планете телескопов с таким свойством мало.

Александр Скробач. А в Кисловодске?

Шумилов Александр. В Кисловодске телескоп хороший, но обзорный. Он не является телескопом узкого поля и высокой точности. Научной содержательности в переезде в Кисловодск нет.

Александр Скробач. Практически это завуалированная попытка уничтожить один из ведущих научных коллективов в данной области науки в нашей стране.

Шумилов Александр. Который еще и сопротивляться смеет застройщикам.

Александр Скробач. Ну, я и взялся за эту тему потому, что вы героически сопротивляетесь. Людей увольняют, людей всячески притесняют, а люди все равно дерутся за будущее нашей науки. Ну, и за свое, естественно, будущее. Хотя, в принципе у них есть запасной аэродром. Я всех петербуржцев призываю посетить Пулковскую обсерваторию.

Шумилов Александр. И пока, на сегодняшний день, в живую обсерваторию куда как интереснее приходить, чем в музей по образу и подобию Гринвичского. Кстати, удивительную вещь хочу вам сказать. Англичане свою ошибку осознали. Гринвичская обсерватория, она же в 1953 году начала переезд в Херстмонсо. В 1957 там уже не велись наблюдения. Обсерватория умерла. Удаленного центра наблюдений не получилось. Классическая обсерватория этого не пережила. Тут можно разные теории строить. Пока по набору фактов мы видим, что классическим обсерваториям не нравится, когда у них кусок отрезают, они от этого хиреют и чахнут.

Александр Скробач. Я думаю, что Пулковская обсерватория, это более, чем классическая обсерватория. Там только одно кладбище... Где, по-моему, Эйлер похоронен?

Шумилов Александр. Струве точно.

Александр Скробач. Немцы туда не достреливали, поэтому там все сохранилось. То есть, это, кроме всего прочего, культурный объект. Это история вообще науки в России.

Шумилов Александр. А вот тут вернусь к тому, что не договорил про ЮНЕСКО. Обсерватория внесена в свод особо ценных объектов культуры Российской Федерации. Она внесена в этот свод как действующее научное учреждение. Не как стены, не как парк, не как образец паркостроения XIX, а именно, как работающее научное учреждение. И ЮНЕСКО, когда номинацию свою в 1990 году делала по центру Санкт-Петербурга, оно тоже учло этот момент и внесло обсерваторию как природно-культурно-научное наследие. Это достаточно редкая формулировка.

Александр Скробач. То есть, если мы выбиваем отсюда “научное“, то вся эта конструкция сыпется.

Шумилов Александр. Да, ценность существенным образом снижается.

Александр Скробач. С какой ситуацией мы сталкиваемся в плане Пулковской обсерватории? Научная ценность ее в современных условиях сомнению не подлежит. Историческая, культурная ценность тоже не подлежит. Зачем же ее пытаются уничтожить? Я понять могу, но я сейчас играю роль простого обывателя.

Шумилов Александр. А здесь уже можно переходить к персоналиям. Мы отчетливо видим, что это спланированная атака. Которая развивается по законам жанра. В феврале 2017 года коллектив обсерватории провел общее собрание, на котором объявил директору Назару Ихсанову вотум недоверия. То есть, коллектив встал и заявил, что: “Нам с этим директором не по пути”. Уже 2 марта 2017 года в обсерваторию приехала срочно сформированная рабочая группа Отделения физических наук, которая за два дня собрала полевой материал. Причем собрала его, я сейчас некоторые выдержки прочитаю. И с этим уехала в Москву, где 15 марта устами академика Балеги вынесла решение о бесперспективности наблюдений в оптическом диапазоне Пулковской обсерватории.

Александр Скробач. А рабочая группа, это была рабочая группа РАН?

Шумилов Александр. Отделения физических наук РАН. Эта рабочая группа состояла из разных людей. Туда каким-то образом, в том числе, сумели затащить вполне приличных людей. Например, такие ученые, как Владимир Нухимович Обридко, господин Засов. Вообще говоря, люди поддерживающие разумное, доброе, вечное. Но там были и яростные критики того, что происходит в Пулковской обсерватории. И там не было ни одного астрометриста. Вот, что самое главное. То есть, эта рабочая группа, в принципе, с тем же успехом могла состоять из ученых-твердотельщиков. Тех самых, которые... Господин Кведр доложил о том, что тут у нас 200 с лишним участков принадлежат частным лицам.

Александр Скробач. Когда я учился на Матмехе, я с физиками дружил. Я, правда, слабо помню детали дружбы...

Шумилов Александр. Вот, смотрите, вся эта ситуация... Потом история как продолжилась? Это заключение рабочей группы ОФН сам господин Балега доложил в ИТАР ТАСС, еще до того, как оно вышло официально. По сути дела он сам надиктовал это решение. Потом доложили это решение в Отделение физических наук, где единогласно проголосовали за это решение.

Александр Скробач. А астрономия к Отделению физических наук относится?

Шумилов Александр. Да.

Александр Скробач. В Москве считают, что астрономия, это физика?

Шумилов Александр. У нас – математика.

Александр Скробач. А у них отделение астрономии на Физфаке?

Шумилов Александр. Да. Это еще не все. Потом Отделение физических наук эту бумагу на какое-то время положило под сукно. Бумага там отлежалась и четко, когда наши истцы, юристы и градозащитники, проиграли в верховном суде, в этот момент она выстрелила. Причем в самом конце заседания президиума, быстро доложились, не получилось у них все это сделать тихо. После этого к уважаемым академикам возникли вопросы. В том числе у депутатов. Ну, не без нашей помощи, мы у депутатов спрашивали, что они на этот счет думают. Депутаты спросили у академиков. Ответ того же академика Балеги потрясает. Я даже из него выдержки приведу.

Александр Скробач. Какую он должность занимает?

Шумилов Александр. Он сейчас второй человек в академии, вице-президент.

Александр Скробач. А президент Академии наук в курсе этих телодвижений?

Шумилов Александр. Конечно. Я бы сказал, что он не хочет ничего решать в этом вопросе, перекладывая все на академика Балегу.

Попова Елена. Я хочу заметить, что предыдущий президент, Фортов, он высказывался о недопустимости переноса наблюдений из обсерватории в одном из ответов депутатам.

Шумилов Александр. Могу сказать, что и Балега в 2009 году, в такой же рабочей группе, которая приезжала проверять обсерваторию, но, видимо, тогда не было цели подавить бунт и прочее, писал, что надо на Пулковской площадке развивать все направления.

Александр Скробач. Я одного понять не могу, у нас же есть Петербургское отделение РАН. А почему какая-то комиссия едет из Москвы?

Шумилов Александр. Потому, что только в Москве академик Балега мог бы сформировать рабочую группу таким образом, чтобы она поддержала именно его выводы.

Александр Скробач. Это я понимаю. А где Петербургское отделение РАН, они чем занимаются? Они в школе не учились? Или в высшей школе? Вот мы с вами учились, мы понимаем.

Шумилов Александр. Этот вопрос надо задать тому же руководителю научного центра РАН академику Алферову. Имеет, наверное, смысл ему задать этот вопрос.

Александр Скробач. Мягко выражаясь, имеет. Где Петербургское отделение РАН? Почему они молчат? В эти секунды эти люди должны говорить свое веское слово. Потому, что Пулковская обсерватория для любого петербуржца, для любого человека, связанного с наукой, это святое место. Оно святое еще и потому, что там немцев остановили. Это фактически было уничтожено, потом полностью восстановлено. Это памятник сталинского классицизма потрясающий. Там же гостиница одна чего стоит. Это же святое место. Нельзя допускать, чтобы какие-то грязные руки людей, которые вообще не понимают о чем идет речь, чтобы эти руки касались того, что принадлежит народу. Это же не их... Это не они... Многие из присутствующих на этом заседании РАН не знают, где это Пулково находится. В общих чертах представляют, что где-то там.

Шумилов Александр. В общем, из Санкт-Петербурга Независимый Санкт-Петербургский союз ученых безусловно и несомненно нас поддержал. А вот, так скажем, в более зависимых, кулуарно определенных организациях, в них пока мы существенной поддержки не нашли.

Александр Скробач. Ну, а позиция Санкт-Петербургского государственного университета какова?

Шумилов Александр. К счастью университет хотя бы не участвовал в этой рабочей группе. Позиция университета пока что сокрыта мраком. Короткие выдержки. Академик Балега оправдывается перед депутатами Государственной Думы: “Президиум РАН поручил Отделению физических наук РАН создать рабочую группу из ученых высшей квалификации с целью оценки влияния качества астрономического климата”. Квалификация высшая, а предметная область не та. “Действия рабочей группы Отделения физических наук... не охватывают круг вопросов, связанных с имущественно-земельными отношениями ГАО РАН”. А вот это как раз-таки ложь. Потому, что по сути дела рабочая группа пришла именно земельно-имущественные отношения улаживать. Потому, что кто-то горько пошутил, что: “Рабочая группа должна была оценить, как застройка мешает наблюдениям в Пулково. А рабочая группа в своих выводах оценила, что наблюдения в Пулково мешают застройке”. “...Учеными, избранными для этой цели Отделением физических наук РАН”. Тут сразу вопрос к академику Балеге: “А кто их избирал?“ А почему вообще из Москвы прислали?

Александр Скробач. Почему физиков, а не астрономов? Там из этих товарищей сколько астрономов?

Шумилов Александр. Они все астрономы, астрофизики и один радио-астрометрист, господин Ипатов. Оптических астрометристов не было. “О научной обоснованности выводов может судить только научное сообщество”. Мы видим, что президиум РАН в данном случае как раз не отражает мнения научного сообщества. Потому, что астрономическое общество “АстрО“, Петербургский союз ученых, все независимые научные коллективы, они категорически не поддерживают то, что делает президиум Академии.

Александр Скробач. Как это вообще можно поддержать? Поддержать уничтожение культурного и научного объекта Санкт-Петербурга ради чего? Давайте в суть. Цена вопроса? Есть какие-то данные?

Шумилов Александр. Наши застройщики с гектара хотят примерно по миллиарду выручки. Учитывая, что один “Планетоград”, это 240 гектаров, это будет более 200 миллиардов выручки. Это не чистая прибыль. Рентабельность строительных проектов зачастую сильно маскируется всякого рода раздутыми затратами. Депутаты спрашивают у господина Балеги, господин Балега им отвечает: “Нам представляется деструктивным давление, оказываемое на ученых Отделения физических наук РАН с целью заставить их изменить решение о плохом качестве астрономического климата”. Во-первых, это не решение о плохом качестве астрономического климата. Это, по сути, решение, что надо застройщиков уважить. А по факту все здесь совсем не так печально потому, что есть статистика. Есть метеостанция аэропорта “Пулково“, которая врать не будет и которая расположена всего в двух с половиной километрах от обсерватории. Очень хорошую статистику дает. Телескоп, большой Пулковский рефрактор, по погодной камере работает около 1000 часов в год.

Александр Скробач. Есть где-нибудь в Америке, или другой стране с хорошим климатом, аналог Пулковской обсерватории?

Шумилов Александр. Конечно. Часов у них больше. Это станция “Флагстафф”. Часов у них почти в два раза больше, но наши небесные механики из Института прикладной астрономии написали прекрасную статью в “Троицком варианте“. Это такой журнал, где ученые обмениваются мнением. В этой статье отмечено, что почему-то в Пулково точность выше, чем во “Флагстаффе”.

Александр Скробач. На какой широте он находится, тридцатая, сороковая?

Шумилов Александр. Он южнее существенно. Около тридцатой.

Александр Скробач. Считай, на 3 тысячи километров южнее в какой-нибудь пустыне. А у нас есть Пулково, которое находится на шестидесятой широте, наблюдает в два раза меньше по времени, точность дает выше. Теперь мы это Пулково, предположим, уничтожаем. Чем заменим?

Шумилов Александр. В Росси даже предположительно нечем заменить.

Александр Скробач. Грубо говоря, все эти завывания по поводу того, что в Петербурге дождь, плохая погода, это завывания ни о чем. Мы видим, что никаких научных причин для уничтожения Пулковской обсерватории нет. Но ее пытаются уничтожить.

Шумилов Александр. Потому, что на то есть причины денежные.

Александр Скробач. По нашему оценочному суждению, основанному на нашем образовании и жизненном опыте, мы можем предположить, что за всем этим стоит что?

Шумилов Александр. Интересы девелоперов.

Александр Скробач. Интересы девелоперов. Которые транслируют сей интерес на неокрепшую психику, или уже ослабленную психику в результате возраста, наших дорогих академиков.

Шумилов Александр. В том числе. Напомню, что академики не одни, там еще и Верховный суд поучаствовал. И даже наш уважаемый губернатор Георгий Сергеевич приложил к этому свою руку. Он писал про аэропорт. Организация ОРВД, это корпорация по организации воздушного движения, просила снизить немножечко “Планетоград”, радару мешает. Шикарное письмо, резолюция Полтавченко: “Сохранить высоту инвестору, 18 метров”.

Александр Скробач. Пулковская обсерватория и аэропорт “Пулково” находятся очень близко.

Шумилов Александр. Аэропорт под высотами, а обсерватория на них.

Александр Скробач. Мы имеем такую ситуацию, когда в угоду инвестору... Как я понимаю, это израильский инвестор?

Шумилов Александр. Израильский инвестор, он землевладелец. А так вообще, в основном, там застрельщик наш, “Setl Group”.

Александр Скробач. Фамилия есть?

Шумилов Александр. Шубарев.

Александр Скробач. Так вот. В угоду гражданину Шубареву наш губернатор Полтавченко советует пользователям радаров в “Пулково“ светить выше. Шутки шутками, но фактически уничтожается ценнейший научный объект. Раз. Во-вторых, просто ставится под угрозу жизнь авиапассажиров, которые прилетают в “Пулково”.

Шумилов Александр. А заканчивается письмо уважаемого академика Балеги фразой: “Разделяя обеспокоенность общественной группы посягательствами на уникальный научный и культурный объект, Пулковскую обсерваторию, мы, тем не менее, не можем в настоящий момент значительно повлиять на ситуацию”. Анекдот заключается в том, что, как минимум, они уже повлияли на ситуацию. Эта фраза не для того, чтобы понимать, она для того, чтобы ответить депутату. И еще некоторые важные штрихи к происходящему. Надо рассказать, что на всякой войне есть герои большие и маленькие. И со стороны администрации ГАО РАН. Рабочая группа Отделения физических наук, она же не просто пришла и сказала: “Вот наше мнение”. Они поработали, они собрали некоторые документы. В частности, прекрасный протокол: “17 октября, 2016 года. Преобразование головного офиса ГАО РАН, расположенного в Санкт-Петербурге в формат научно-исследовательского института, выполняющего дистанционные наблюдения по сети интернет. Оптимизация и использование территории обсерватории, и ее гармоничная интеграция в мегаполис”. Это, вроде как, ученый совет своим протоколом вынес решение, на которое потом оперлась рабочая группа ГАО РАН. Все бы ничего, но только после этого протокола шесть членов ученого совета вспомнили, что не было такого на ученом совете. Этот протокол полностью сфальсифицирован. Мы даже знаем человека, который его сфальсифицировал. У нас есть оценочное мнение, что за такие протоколы отвечает наш ученый секретарь, Татьяна Петровна Борисевич.

Александр Скробач. А я, кстати, слышал о том, что отдельные астрономические приборы оптические, они сделаны чуть ли не в позапрошлом веке, стоят дорого. И если их как музейные экспонаты списать, то они могут жизнь простого человека разукрасить яркими красками. Так ли это? Есть ли такая опасность?

Шумилов Александр. Надо понимать, что все более-менее ценное сейчас, к счастью, стащили в музей. Но есть некоторое количество еще законсервированных инструментов. А тут уже теория разбитых окон во весь рост встает. В обсерватории, к сожалению, не все здания находятся в хорошем состоянии. Это провоцирует неких асоциальных элементов. Сразу оговорюсь, на важные инструменты поставлена сигнализация и там, вообще говоря, охрана есть. Асоциальным элементам не стоит радостно кидаться на территорию обсерватории. Но раньше такие прецеденты были. А уж после такого рода воровства или раздербанивания сложно что-то учесть. Пропало оно или просто было повреждено, мы не знаем.

Александр Скробач. Грубо говоря, что мы имеем в сухом остатке? В сухом остатке мы имеем откровенную вредительскую попытку уничтожить ценнейший научный и историко-культурный объект, являющийся культурным достоянием народов России. За этим стоят замечательные наши академики. Также, скажем так, частные лица, застройщики. По факту мы имеем встречу людей с пониженной социальной ответственностью с людьми с повышенной жаждой наживы. В результате мы все с вами можем понести непоправимый ущерб. Как страна, как отдельные граждане, как социум. Это недопустимо. Что нужно делать? Нужно вести себя таким образом, поддерживать такой информационный фон, чтобы у этих замечательных людей не было возможности уничтожить то, что, во-первых, не они создали. Во-вторых, не они воссоздали в 1945 году. Когда обсерватория лежала в полных руинах, она была на линии фронта.

Шумилов Александр. Один павильон остался целым на обратном скате.

Александр Скробач. Туда просто не могли попасть немцы. Все остальное было снесено. По-моему, даже парк. Я приглашаю всех посетить Пулковскую обсерваторию. Это чудо сталинского классицизма, все это восстановлено. Трудами наших людей, наших предков. Посажен заново парк, построен городок. И сейчас все это хотят уничтожить. Цинично и подло, я так считаю. Как человек доброй воли, я, во-первых, снимаю шляпу перед вашим мужеством. Потому, что вы, ваши соратники страдают от произвола людей, которые волею непонятных судеб вами поставлены руководить. Во-вторых, я думаю, мы эту тему не оставим и будем тщательно отслеживать телодвижения наших замечательных ученых. Я помню фамилии, но не хочу делать вид, что я их запоминаю. Потому, что я считаю, что люди, которые делают такие вещи не достойны не то, что звания академиков, а просто звания ученого. Мне так кажется, по моему оценочному суждению субъективному. Ну а нам с вами нужно продолжать бороться, мы без сомнения к этой теме будем возвращаться. Это решение, оно же было принято, о том, что все закрывается? Или не принято? Есть ли какое-то окно возможности выкрутиться или это уже все?

Шумилов Александр. Возможность есть всегда. Но это именно стратегическое решение, это направление развития. Как его конкретизирует руководство обсерватории, на это надо посмотреть. Потому, что еще никакого документа на этот счет не выходило. Планы по переносу, куда переносить, кто вообще на это денег даст.

Попова Елена. Можно я добавлю здесь немножко. Это решение президиума ставит телегу впереди лошади. Они приняли решение о том, что нужно переводить наблюдательные программы, а задание сформулировать, как это сделать и что нужно сделать они переложили на самих наблюдателей, на обсерваторию. То есть, попытка такая...

Александр Скробач. То есть, вы хотите сказать, что вопрос прекращения всего этого безобразия, это вопрос политической воли и только ее. Потому, что никаких причин, могущих быть принятыми во внимание, для таких выкрутасов нет. Это прямой удар по обороноспособности нашей страны. Ну, и по ее науке. С одной стороны можно сколь угодно долго завывать по поводу того, что: “Молодые, вперед в науку. Наука – наше будущее”. С другой стороны можно творить такие вещи. Мы эту тему не оставляем. Я думаю, будем вас часто приглашать. Сейчас, подводя итоги, я могу сказать следующее. Конечно, очень жаль, что подобные вещи в нашей стране имеют место быть. Мне кажется, что в приличной стране, где властвует закон, и где думают о будущем народа, подобные вещи просто невозможны. Исходя из такой логики, можно застроить Пискаревское кладбище. Да и Красную площадь можно. А чего? Удобно, в центре.

Шумилов Александр. Возможно, и Эрмитаж кому-то мешает.

Александр Скробач. Я помню, когда Горбачев выгонял Романова. Я был достаточно молодым человеком. Шутки шли: “Почему Романова выгнали? Потому, что его дочка, якобы, отмечала свою свадьбу в Эрмитаже“. Было это или нет, я не знаю. Но это было жуткое кощунство. Романова и так не любили, но для общественности Ленинграда это было просто мерзкое преступление. А тут что? Тут хотят уничтожить просто жемчужину. Но самое главное, не они строили. В обсерватории работала масса отрясающих ученых. Когда была обсерватория основана?

Шумилов Александр. В 1839 году. Указ от 1835 года. При Николае I очень быстро, лет за 20, астрономической столицей мира стали называть Пулковскую обсерваторию. А еще Николай I обратил внимание ни просьбу господина Струве, основателя обсерватории, и повелел железную дорогу в Царское Село подальше от Пулковского холма провести, дабы не мешала. В тот момент было понимание что такое хорошо, что такое плохо.

Александр Скробач. То есть, вы хотите сказать, что кровавый тиран Николай I, который всех крепостных угнетал жутко, он понимал ценность Пулковской обсерватории.

Шумилов Александр. Кстати сказать, нашел квалифицированных и достаточно редких специалистов. Ведь все наши изначальные астрономы, это немцы. Это дорого стоило Российской казне.

Александр Скробач. Надо же просто посмотреть на надгробные памятники этих людей. Эти люди были не только хорошо обеспечены, но и похоронены по-человечески. Они свое дело сделали хорошо. Они создали школу, которая сама себя воспроизводит. И тут появляется некто непонятно откуда и говорит, что: “Сейчас мы тут дома, казино...” Честно говоря, печально все. Но, вроде бы, на поставленные вопросы мы ответили.

Шумилов Александр. Да. А вообще все зависит от нас, все в наших руках.

Александр Скробач. Это замечательные слова. На самом деле многие не понимают, что все на самом деле в наших руках. Мы и есть власть в нашей стране, это в Конституции, между прочим, написано. Если мы будем равнодушно смотреть или отворачиваться от таких вещей, то эти вещи будут происходить. Если мы будем им противодействовать, то мы наши ценности защитим. Я считаю, что гласность в таких вопросах, это самое главное, что может эту плесень... Как луч света. Я считаю, что мы должны высвечивать и показывать нашему обществу все эти выкрутасы. Мне было очень приятно с вами сегодня работать потому, что вы высококвалифицированные специалисты, и вы знаете, о чем вы говорите. Я думаю, что если есть что добавить, закончить, то можно это сделать.

Шумилов Александр. Тему мы более-менее раскрыли. Сегодня мы больше не о наблюдениях, а о той кутерьме, которая вокруг этого развернулась. О подлости, предательстве и прочем.

Александр Скробач. Назар Ихсанов, он вообще кто? Откуда взялся?

Шумилов Александр. Это потомственный Пулковский астроном. По образованию физик.

Александр Скробач. И он считает, что то, что кормило его папу, маму, возможно, дедушку, бабушку, это нужно взять и умножить на ноль. Он в это совершенно искренне верит?

Шумилов Александр. Свечку из нас никто не держал.

Александр Скробач. А по оценочному суждению? Какой смысл в его действиях? Это просто какой-то Герострат.

Шумилов Александр. Иногда люди и таким образом хотят войти в историю. Хотелось бы верить, что этот человек просто заблуждается.

Александр Скробач. На самом деле, шутки шутками, то, что намечается - недопустимо. Я считаю, что долг каждого честного гражданина, петербуржца, этому делу препятствовать всеми возможными законными средствами. Мы заканчиваем нашу передачу, прощаемся с уважаемыми зрителями. Но с вами мы не прощаемся. Я думаю, с вами мы еще встретимся. Я вообще буду ходатайствовать перед Дмитрием Юрьевичем, чтобы мы с вами встречались регулярно до тех пор, пока это все не рассосется. А на этом все. Всего доброго. Спасибо за внимание.

Добавить комментарий