Статьи

Вечером 6-го я отправился в Штаб Округа на Дворцовой площади. Там были уже Керенский, Коновалов, и не помню — кто ещё из членов Временного Правительства. В штабе царила суета. Делались последние попытки стянуть все верные войсковые части к Зимнему Дворцу. То и дело из тех или иных частей города — поступали донесения. Но всё они были неутешительны. Пока к Зимнему Дворцу подошли только юнкера разных военных училищ и женский батальон. Во дворе Дворца было, если не ошибаюсь, два броневика.

Время тянулось невыносимо долго. Бесплодная суета продолжалась. В подошедших частях началось беспокойство. Часа в три ночи меня вызвала группа юнкеров и стала возбуждённо спрашивать, где же подкрепления? Неужели они останутся одни для зашиты? Неужели нет возможности привести хоть несколько верных рот?

 

Надо было что-то предпринимать. Решено было отправиться в казармы лично. Мы с В. М. Зензиновым решили поехать в Михайловский манеж, где стояли броневики, представлявшие грозную силу. Завтрашнее столкновение могло решиться в пользу тех или других, смотря по тому, на чью сторону станут броневики.

Мы вышли из штаба часу в пятом. Петербург еще спал тревожным сном перед завтрашним боем. Было холодно, туманно, слякотно. Еще не начинало светать.

В Михайловском манеже было еще сумрачнее. Кое где горел какой-то неверный свет, бросая отблеск на страшные орудия смерти. Углы огромного здания тонули во мгле. Солдаты, вероятно, не ложившиеся спать, сравнительно быстро собрались по вызову дежурных. Скоро нас обступила сумрачная, нeдoвеpчивaя, возбуждённая толпа. Я начал говорить, стараясь вложить в слова всю доступную мне силу убедительности. Мне уже казалось, что лед между мною и слушателями начал таять. Как будто где-то послышались первые робкие возгласы одобрения. Но в этот момент с каким-то истерическим криком в манеж вбежало несколько солдат: они «вырвались» из Зимнего Дворца, где «наших» (броневиков) «арестовали, заперли и чуть не хотят расстрелять».

 

Толпа загудела и стала наступать на нас. Убеждать, доказывать, было невозможно. Надо было действовать. Стараясь перекричать шум, я предложил немедленно ехать в Зимний Дворец. Пусть председатель собрания, два-три доверенных лица, доносчики и я едут к Зимнему Дворцу. Пусть сами убедятся, что все, что рассказывают доносчики — ложь. Пусть митинг ждет полчаса. А потом, если не дождутся нас обратно, пусть принимают свои меры.

Это предложение было принято, и мы на автомобиле помчались к Зимнему. Там всё было по прежнему. Залитый светом штаб, тёмная сумрачная площадь, тёмная масса Зимнего, и всё те же фигуры юнкеров и женского батальона. Нас пропустили в открытые ворота во двор Дворца, и мои провожатые убедились сами, что их товарищи целы и невредимы. Доносчики хотели было улизнуть. Но их со всеми вместе опять усадили в автомобиль, и мы вернулись в манеж.

Когда председатель сообщил о результатах поездки, толпа успокоилась. Но — странно — гнева, протеста против лжецов и провокаторов в ней не проснулось. «Пусть этого не было» — словно думали эти люди — «но это могло быть»: пропаганда большевиков глубоко отравила души злобным недоверием к Временному Правительству.

Митинг возобновился. Но за время нашего ,отсутствия «свои люди» сбегали за подмогой. У меня появился оппонент: неизвестный мне большевик в шинели прапорщика запаса. Hecoмненно — третьестепенная фигура и у большевиков. Бессмысленная, злобная, издевaтeльcкaя, демагогическая речь. Грубая. Примитивная. Но она родила отклик вернее, чем всё то, что говорил я.

 

Споры тянулись долго. Наконец, решение — после стольких усилий и напряжений. Решение — остаться на завтра «нейтральными»: ни за тех, ни за других. И то слава Богу! Но какую цену имело это решение? Твёрдо ли было оно? Я не знаю, принимали ли броневики участие в «действе» 7 ноября или в самом деле воздержались.

Было уже совсем светло, когда мы вышли из Манежа. Часа через полтора-два надо было быть уже в Совете Республики (Предпарламент, см. материал "Россия за 4 дня до Октября"), где было назначено утреннее заседание. Но предварительно надо было хоть немного отдохнуть после тяжёлой, бессонной ночи. Я вспомнил о своём добром знакомом, г. П., жившем неподалёку в Европейской гостинице. Мы зашли к нему, помылись, поели и сидя подремали.

В Мариинском Дворце, где заседал Совет Республики, было еще почти пусто. Всё, как будто, было, как всегда. Канцелярия, служащие продолжали свою обычную работу. И в то же время во всём — в движениях, жестах, украдкой бросаемых взглядах — чувствовалось напряжение, читался невысказанный вопрос.

Депутаты собирались медленно. Крайние левые и левый центр почти совсем отсутствовали. Большевики давно уже вышли из Совета после опубликования Троцким с трибуны декларации. Социалисты-революционеры и социал-демократы в большинстве были в Смольном, где должен был открыться Всероссийский Съезд Советов Рабочих и Солдатских Депутатов. Они всё еще не потеряли надежды применить к большевикам с успехом оружие критики, когда последние в тот же день должны были раскритиковать оружием и их, и всю народившуюся в феврале молодую русскую демократию. Всё еще существовали «конституционные иллюзии»: была надежда заставить большевиков отказаться от их преступного плана, убедив Съезд отвергнуть его. Как известно, большевики совершили свой переворот, не ожидая решения Съезда, и поставили его уже перед совершившимся фактом.

 

Постепенно кулуары Совета стали оживляться. Каждый вновь приходивший приносил какое нибудь новое сведение. Стало известным, что Керенский уехал утром на автомобиле на фронт, чтобы оттуда двинуться с верными частями на помощь Временному Правительству. Сообщали, что крейсер «Аврора» идет к Петербургу. Говорили о начинающемся захвате большевиками тех или иных официальных зданий.

С большим запозданием, в напряжённой атмосфере, при полу- или на две трети пустом зале, я открыл Заседаниe Совета. Не прошло и нескольких минуть, как в кулуарах послышался тяжёлый топот солдатских сапог и лязг оружия. И во всех входах, ведущих в зал, появились вооруженные винтовками матросы. Они, как бы в нерешительности, потоптались у входа, а затем, как в прорвавшуюся плотину, вся толпа устремилась в зал Заседаний, запружая все проходы между депутатскими местами.

Начальник ворвавшихся матросов заявил, что они явились с категорическим приказом не допустить Заседания Совета и разогнать его. И потребовал немедленного очищения зала.

Я ответил, что решение продолжать заседание или закрыть его принадлежит самому Совету, и только он и может принять это решение. Вопрос был поставлен на обсуждениe. Я не помню теперь, кто и как выступал. Запомнились почему-то только двое — Н. В. Чайковский и сибирские кооператоры Сазоновы и тот, и другой настаивали на том, чтобы не расходиться и продолжать, несмотря на всё, заседаниe.

Большинство решило иначе. В такой обстановке заседание невозможно. Надо его прервать и поручить президиуму собрать сеньорен-конвент и Совет в другом месте и в других условиях.

Депутаты стали расходиться. Позже сеньорен-конвент собрался и принял участие в образовали анти-большевицкой организации — «Комитета Спасения Родины и Революции». Но Совет кончил своё существование 7 ноября.

 

При выходе из здания Мариинского Дворца наряд из тех же матросов стал требовать и просматривать документы. При этом некоторых — неизвестно по каким соображениям — задерживали. Помню, задержали, между прочим, князя В. А. Оболенского. Я остался до конца «проверки», чтобы настоять на выпуске всех, а если это не удастся, остаться с за-держанными. После переговоров дело уладилось, и вскоре все покинули здание дворца.

Я направился в центральный комитет партии с.-p., помещавшийся тогда недалеко от Мариинского Дворца — на Галерной. ЦК был в сборе. Спешно принимались решения, вызываемые событиями. Приезжали товарищи с заседания Съезда Советов с отчетом о том, как там идёт дело. Было много военных — из офицерских и солдатских организаций партии. Они приходили, снова исчезали, спеша что-то предпринять, кого то привлечь. Царило общее возбуждение. Люди напрягали все усилия, чтобы противостать надвигавшейся стихии.

Я выглянул в окно, выходившее на Неву. Напротив, в сыром, сером воздухе высился шпиль Петропавловской крепости, а налево застыл на Неве недвижный зловещий силуэт «Авроры».

К вечеру я получил известие, что Временное Правительство собралось в Зимнем дворце и меня просят туда прибыть. Я отправился на вызов. Пересекая Невский, я увидел кучки возбуждённых, каких-то расхлябанных солдат, грузовики, мчавшиеся с бревнами и досками, грузовики с солдатами. Я подошёл к Дворцовой площади со стороны арки Генерального Штаба. Проход был завален брёвнами и охраняем группой солдат. Я потребовал пропуска. Mне грубо отказали. Я назвал себя. Результат был тот же. Я повторил попытку со стороны Невы и Миллионной. Та же неудача. Временное Правительство было уже заперто в Зимнем.

По берегу Невы, мимо спящего Летнего сада пошел я к Училищу Правоведения — в Совет Крестьянских Депутатов, где состоял председателем. Я уже раньше из Центрального Комитета партии говорил с товарищами по Совету и мы условились принять ряд мер. Теперь надо было пойти и, чем можно, помочь. Там та же картина возбуждения и суеты. Члены Совета за день побывали в разных казармах, где у них были связи с солдатами, говорили с ними, убеждали их. И теперь — одни вернулись с надеждами, друие с отчаянием. В большой зал Совета приходили какие-то делегации от солдат, от офицеров. Появились откуда-то винтовки, даже ручные гранаты. Но солдат, от которых делегации приходили, не было. Было томительно чувствовать свое бессилие. Надвигалась ночь. Вдруг грянул первый пушечный выстрел с «Авроры» по Зимнему дворцу.

 

Из Городской Думы пришли с известием, что борьба около Зимнего Дворца продолжается, что в Думе собрались представители городского самоуправления, разных общественных организаций и решили двинуться большой процессией к Зимнему Дворцу, чтобы остановить бойню и освободить Временное Правительство. Демонстрация должна быть мирной. В этот момент такая попытка представилась нам совершенно безнадёжной. Мы не присоединились к ней.

Вскоре пришло известиe, что демонстранты были остановлены вооружёнными отрядами и вынуждены снова вернуться в Думу. Почти вслед за тем мы узнали, что Временное Правительство захвачено осаждавшими Зимний Дворец солдатами.

Первый бой был проигран. Но тогда казалось, что далеко не всё ещё потеряно. Надо было немедленно организоваться для дальнейшей борьбы. В эту ночь Городская Дума стала средоточием всех общественных сил. Мы двинулись туда. Шёл мелкий дождь. Панель и мостовая были покрыты липкой, осенней, петербургской слизью. На Невском продолжали валяться доски и бревна, бродили кучки победителей — солдаты — и пьяные проститутки. Одна из них на углу Невского и Фонтанки, при виде нас, площадно изругалась и потом крикнула солдатам:

— Теперь всё можно, теперь на Невском даже... можно...

В Городской Думе шли уже совещания различных групп. Вырабатывался план борьбы. Рано утром часов в пять, где-то в верхних комнатах Думы была созвана первая антибольшевицкая организация — «Комитет Спасения Родины и Революции».

Н. Д. Авксентьев. "Иллюстрированная Россия". Октябрь 1927 года.

Ранее "Цифровая история" публиковала воспоминания о событиях первого дня Октябрьской революции лидера партии кадетов Павла Николаевича Милюкова

Добавить комментарий