Массовое движение революционной молодёжи в 1874 году, получившее название «хождения в народ», было итогом численного роста революционных кружков в предыдущие годы и распространения в них разных оттенков народнических идей. До этого момента «уйти в народ» решались немногие лица, да и не всегда можно было однозначно похвастаться успехом такого предприятия.
Например, осенью 1873 года Сергей Кравчинский и Дмитрий Рогачёв отправились в село Андрюшино под городом Торжком Тверской губернии. В том селе местный помещик Ярцев несколько лет вёл пропагандистскую работу: разделяя демократические взгляды, он рассказывал крестьянам, что царь тратит народные деньги на жалование чиновникам и что народу стоит объединить свои силы для борьбы против податей и рекрутчины. Казалось бы, работать на уже подготовленной почве было легко, но крестьяне встречали пропагандистов настороженно. Кравчинский вспоминал, как однажды местный мужик на коне, игнорируя их речи о податях и бунте, подстёгивал лошадку, а потом пустил её вскачь, лишь бы оторваться от назойливых «смутьянов».
Но опыт – сын ошибок трудных. Кравчинский и Рогачёв вскоре нашли с крестьянами общий язык, стали по вечерам читать им книги и упрощённо пересказывать исторические и экономические сочинения. По округе пошёл слух, что «скоро землю отберут от господ», и когда об этом узнал местный становой пристав, пропагандистов арестовали. Закончилась бы эта история появлением очага крестьянского сопротивления, если бы не арест народников? Вряд ли. Но Кравчинский и Рогачёв были удовлетворены результатом своего похода, бежали из-под ареста в Москву и уверяли товарищей, что народ «добр, прост и доверчив, как дитя, что он встречает своих друзей не только без всякой подозрительности, но с распростёртыми объятиями и открытым сердцем».
В этих словах Кравчинского не стоит искать осознанную провокацию и обман товарищей. Скорее всего, он искренне надеялся, что его общение с крестьянами заложило зерно будущей революции, а проверить, даст ли оно всходы, ему просто не дали власти. История Кравчинского и Рогачёва вдохновила близкие им кружки на обсуждение планов по «хождению в народ» и во многом повторилась в течение 1874 года: пропагандисты сначала сталкивались с непониманием крестьянской массы, более упорные революционеры к ней приспосабливались и даже получали авторитет среди местных жителей, но едва они привыкали к работе «в народе», их принимала под опеку полиция
Но мы забегаем чуть вперёд. В начале 1874 года в Москве складывались своего рода «штабы» для организации будущего движения «в народ». «Задача решена! Нас отлично слушали и понимали крестьяне! Надо только научиться какому-нибудь ремеслу, одеться попроще, и тогда дело в шляпе!» – к такому простому выводу после рассказов Кравчинского пришёл московский чайковец Михаил Фроленко. Не стоит думать, что Москва была единственным организационным центром пропагандистской кампании 1874 года или что пример Кравчинского и Рогачёва стал исключительным спусковым крючком для неё – параллельно схожие процессы происходили и в Петербурге, и в городах Поволжья и Юга России. Одна инициатива подталкивала другую, один пример вдохновлял другой и так далее.
Весной сотни или даже тысячи молодых людей двинулись в деревню. В зависимости от опыта и взглядов их действия были разными. Выпускник Медико-хирургической академии Иван Козачек в Калужской губернии беседовал с крестьянами и раздавал им нелегальные революционные издания, не рассчитывая на вспышку народного бунта. Он и его товарищи хотели понять реакцию народа, обсудить зимой результаты и составить уже более определённый план будущих действий. Впрочем, осенью их арестовали и никаких дальнейших планов обсудить не вышло.
Чайковец, выпускник Петербургского университета Александр Иванчин-Писарев владел имением Потапово в Ярославской губернии, куда приезжали и другие народники. Они стремились к длительной, многолетней работе с населением. Через совместный досуг пропагандисты запускали в народ агитационные песни, где были, скажем, такие строки: «Пора собраться с силами. / Не быть и нам рабом, / А волюшку хоть вилами / Добыть иль топором». А один переубеждённый народниками рабочий местной столярной мастерской прямо говорил, что царя нужно убить и вместо него обществом должны управлять выборные люди.
Попытки устроиться в деревне учителями давали возможность непосредственно воздействовать на умы, но итоги такой пропаганды могли проявиться только в долгосрочной перспективе и потому оценивались противоречиво. Так, группа народников осела в Конотопском уезде Черниговской губернии благодаря посредничеству местного священника Василия Стефановича, отца будущего народовольца Якова Стефановича. Отец Василий прямо заявил пропагандистам, что они не поднимут «невежественных мужиков» на революцию, но хотя бы грамоте их научат. Часто так и получалось.
В той же губернии Осип Аптекман рассказывал мужикам из села Славянка, как происходило обезземеливание крестьян в Англии, и слышал в ответ, что это было в Англии, а в России царь не допустил полного разорения народа и в будущем даст ему ещё земли. По их мнению, в других странах, где орудуют «паны», было ещё хуже, чем в России. Как писал в мемуарах Аптекман, хоть он и слушал мужиков с интересом, отмечая, как своеобразно преломилась в их сознании пропаганда народников, он ушёл с той встречи, «словно в воду опущенный», и говорил товарищу о «взаимном непонимании» революционеров и народа.
Выше была оговорка, что в «хождении в народ» участвовали сотни или даже тысячи человек. Точнее число мы не знаем. По данным властей, движение охватило 37 губерний России, но вполне возможно, что «ходили в народ» и в других регионах. Жандармский деятель Василий Новицкий, в то время глава Тамбовского губернского жандармского управления, по полицейским документам насчитал более четырёх тысяч арестованных лиц, связанных с пропагандистской кампанией 1874 года. Из них перед судом предстало около двухсот человек.
Этот стихийный общественно-политический «флешмоб» так же стихийно мог бы рассосаться по естественным причинам – из-за плохой восприимчивости революционных идей в народе, наивного настроя молодых революционеров и последующего разочарования, трудностей бытовой жизни и политической агитации в деревне. Но в историю вмешались российские власти и невольно подтолкнули народников в сторону более бескомпромиссной политической борьбы. Об этом будет рассказано в продолжении цикла.
Текст: Виктор Кириллов
Подробнее...